Я слушал, совершенно окаменев от изумления. Идея Деметрия по оживлению сицилийской экономики сводилась к строительству по всему острову множества совершенно невероятных дворцов для императорской семьи. В Агридженто на южном берегу острова, например, куда члены этой семейки любили приезжать, чтобы полюбоваться находившимися там греческими храмами, и в расположенной неподалеку Силенунте Деметрий решил возвести точный дубликат знаменитой виллы Адриана на Тибре. Это чудо должно было стать чем-то вроде своеобразного туристского кемпинга. Правда, вилла Адриана - это что-то вроде небольшого городка, и для строительства в Агридженто ее двойника потребовалась бы целая армия мастеров и не меньше сотни лет. А на западной окраине острова Деметрий мечтал построить замок в грубом и примитивном гомеровском стиле (вернее, в том, что он считал гомеровским), так чтобы этот замок романтически прижимался бы к горной цитадели Эриче. Затем, в Сиракузах… Ну, то, что он собирался построить в Сиракузах, должно было разорить всю Империю. Разумеется, огромный новый дворец, затем маяк, побольше Александрийского, и еще Парфенон - вдвое больше настоящего. Потом там намечалась еще дюжина египетских пирамид, тоже более крупных размеров, и бронзовый Колосс на берегу, вроде того, что когда-то стоял в Родосе, и еще… Но я не могу перечислить вам весь список - боюсь, как бы меня не задушили слезы.

–  Ну, Пизандр, что скажешь? Разве в мировой истории можно найти нечто подобное этой строительной программе?

Его лицо буквально сияло. Он очень красивый мужчина, наш Деметрий Цезарь, а в этот момент, преображенный своей идиотской идеей, он выглядел прямо-таки Аполлоном. Безумным Аполлоном. Так какова должна была быть моя реакция на то, что он только что вылил на меня? На то, что я считал собачьей чушью? Сказать, что я сомневаюсь, что в сокровищнице его отца хватит золота на финансирование такого идиотского проекта? Или что мы все помрем задолго до того, как строительство будет закончено? Отец Деметрия - Император Людовик, - когда назначил меня на службу своему сыну, предупредил насчет невероятно вспыльчивого характера последнего. Одно неверное слово, и я полечу вниз по этим крутым ступеням, по которым я только что с таким трудом взобрался наверх.

Однако мне известно, как следует вести себя с членами императорского дома, когда они разговаривают с тобой. Тактично, но не слишком елейно, я произнес:

–  Этот проект наполняет душу восторгом, Цезарь. Я с трудом могу представить себе что-либо подобное.

–  Точно! Никогда еще не было ничего подобного ему, не правда ли? Я войду в историю! Ни Александр, ни Сардана пал, ни сам Август Цезарь даже не пытались создать программу общественных работ такого масштаба… И ты, конечно, будешь главным архитектором этого проекта, Пизандр.

Если бы он лягнул меня в живот, я бы так не поразился.

–  Я, Цезарь? Ты оказываешь мне слишком большую честь! В мои годы… Исторические исследования - вот главное мое занятие, мой господин. Конечно, я немного разбираюсь в архитектуре, но я никак не могу считать себя…

–  Хватит! Зато я могу! Мне тут не нужна притворная скромность, ты понял, Драко!
– Он вдруг почему-то стал обращаться ко мне по-прежнему. Мне это показалось весьма многозначительным.
– Всем известно, какой ты знающий и ответственный человек. Ты маскируешься образом ученого только потому, как мне кажется, что так безопаснее. Но мне прекрасно известны твои реальные возможности и, когда я стану Императором, я намерен использовать их в полном объеме. Черта, присущая истинно великим Императорам, - окружать себя людьми, которые сами тоже велики, воодушевлять их и максимально использовать потенциальные возможности таких людей. А я уверен, что буду великим Императором. Как ты понял, через десять лет, через двадцать, или когда там еще, настанет моя очередь. Но я уже сейчас начинаю подбирать ключевых людей в свою команду. И ты будешь одним из них.
– Он подмигнул.
– Постарайся поскорее подлечить свою ногу, Драко. Я намереваюсь положить начало своему проекту строительством дворца в Таормине и хочу, чтобы ты его спроектировал, а это значит - нам с тобой придется поползать по этому утесу, отыскивая самые подходящие места. И я вовсе не желаю, чтобы ты тащился за мной со своими костылями. А не кажется ли тебе, Пизандр, что сегодня эта гора особенно прекрасна?

Не успел я три раза вздохнуть, как я уже опять успел превратиться в Пизандра!

Деметрий свернул свой свиток. Я было подумал, что пришло время обсудить проблему ремонта театра, но тут же понял, что Цезарь, ум которого воспламенен величием плана перестройки почти каждого крупного города в Сицилии, вовсе не собирается расходовать свои таланты на такую мелочь, как перенос засорившихся сточных труб, проложенных рядом с театром. Так, вероятно, поступил бы Бог, если б ему предложили выслушать чьи-то жалобы на нездоровье, скажем, на сломанное колено, тогда как его божественный интеллект занят совершенствованием новой болезни, с помощью которой он намерен извести одиннадцать миллионов желтокожих обитателей далекого Китая в конце текущего месяца.

Поэтому мы просто полюбовались видом на гору. Затем, когда я понял, что больше не нужен, то повернулся и, не упоминая о театральной проблеме, с прежней болью проделал путь вниз по лестнице. Когда я достиг земли, то услышал, что Цезарь снова окликает меня. На одно страшное мгновение я представил себе, что он снова хочет меня видеть и мне придется опять тащиться наверх. Но он просто пожелал мне счастливого пути. Цезарь Деметрий, конечно, спятил, но он вовсе не так уж жесток.

–  Император ему никогда этого не разрешит, - сказал Спикуло, когда мы сидели в тот вечер за вином.

–  Еще как разрешит! Он готов удовлетворить малейшее желание своего безумного сыночка. И самое большое - тоже.

Спикуло - мой старейший друг. Его имя ему очень подходит - такой маленький и колючий. Оба мы по происхождению испанцы. Оба вместе ходили в школу в Таррако. Когда я поселился в Риме и поступил на службу к Императору, так же поступил и он. Спикуло последовал за мной и в Сицилию. Я верю ему так, как не верю больше никому. Но вслух мы говорим друг другу самые ужасные вещи.

–  Ну, для этого надо еще начать, - сказал Спикуло.
– А кроме того, он никогда ничего не кончает. Ты же прекрасно знаешь, каков наш Цезарь. Шесть месяцев спустя после того, как здесь выроют первую яму для фундамента дворца, он решит, что начинать надо не здесь, а со строительства Парфенона в Сиракузах. Он возведет там три первые колонны и отправится в Панормос. А еще через месяц перепрыгнет еще куда-нибудь.

–  Вот как?
– говорю я.
– И тогда какое мне дело до остального? Это ему придется выглядеть дураком, если он так примется за дело, а вовсе не мне. Я же всего-навсего только архитектор.

Спикуло прямо глаза вытаращил.

–  Что такое? Ты что же, собираешься принять участие в этой истории, а?

–  Цезарь возжелал воспользоваться моими услугами.

–  И ты оказался таким кретином, что будешь делать все то, что он тебе прикажет, какой бы дуростью это ни обернулось? Угробить пять или десять лет своей жизни на идиотский проект сумасшедшего принца, чтобы похоронить весь этот богом забытый остров под горами мрамора? Позволить связать свое имя с его дурацким именем на вечные времена в качестве исполнителя задумок абсолютного психа?
– Голос Спикуло вдруг зазвучал резким насмешливым фальцетом: - «Тиберий Ульпий Драко - величайший ученый нашего времени, по глупости забросил все свои ценнейшие научные изыскания, дабы отдать оставшиеся годы жизни исполнению плохо продуманной серии идиотских претенциозных проектов, ни один из которых никогда не был завершен, и наконец, в одно прекрасное утро был найден распростертым у подножия Большой Сиракузской пирамиды, откуда он спрыгнул, желая покончить жизнь самоубийством…» Нет, Драко! Не делай этого. Просто покачай головой и уйди.