Одиннадцатого мая, в воскресенье, на Александрийском театре снова была дана мольеровская «Школа мужей» и прошла снова при единодушнейшем внимании и восторге публики. Спорщикам, настаивающим на том, что классический репертуар устарел и не годится для нашего времени, успехом мольеровских пьес, поставленных на нашем театре в приезд г. Шумского, дается новый повод к заключениям, которыми они могут поддерживать свои аргументации, но для всей публики отныне очевидно, что Мольер еще очень может занимать ее, если… его будет кому исполнять на нашей сцене. Из наших петербургских артистов, разыгрывавших «Школу мужей» вместе с г. Шумским, опять отличалась бесподобною и тонкою игрою г-жа Лелева, все более и более овладевающая самыми живыми симпатиями публики наперекор всем судьям, с тупою упорностью не благоволящим этой многодаровитой артистке за рампою. После игры г-жи Лелевой, удостоивавшейся особливых вызовов и громких аплодисментов, следует также упомянуть о г-же Стрельской, которая из маленькой роли служанки Лизеты сделала презаметную рольку и на четырех или пяти всего речах заставляла не раз себе аплодировать. У г-жи Стрельской положительно большое уменье играть роль субреток, и, вероятно, она могла бы хорошо играть и другие роли с лукавинкою. Мы говорили «вероятно», конечно, по предположениям, но ведь по одним предположениям же говорилось, что и у г-жи Лелевой есть дарования не водевильные лишь, как это издавна утверждалось за этою артисткою во вред развитию ее способностей и таланта, завоевывающих себе все более и более видное место. Пожелаем и г-же Стрельской… терпения и терпения, без которого ничего не возьмешь у нас, при наших театральных порядках. Замеченною и почтенною общественным вниманием легче уж даже сидеть у моря и ждать погоды, а впроголодь русским дарованиям и талантам жить, верно, на роду написано… Слухи носятся, что театральная диета, на которой держит Александринский театр г-жу Лелеву, столько одолела эту почтенную артистку, что и она, будучи окончательно не в силах более существовать на семьсот рублей производимого ей годового жалования, колеблется между любовью к здешней сцене и предложением ей жалования в несколько тысяч от одного провинциального антрепренера. Можно, конечно, пожалеть, если почтенная артистка не вытерпит и оставит столичную сцену по недостатку средств к существованию, но упрекать ее будет непозволительно. Нельзя же в самом деле жить, когда не на что жить! В старой немецкой хрестоматии для детей выражена одна роковая истина: «Man muss essen und trinken, um das Leben zu erhalten», [29] а актеров, как и соловьев, басни не питают… Интересно бы знать: кто из французских актеров Михайловского театра получает по семисот рублей в год и что те люди делают для пользы сцены, сравнительно с г-жою Лелевою или с г-жою Струйскою, которой едва дали 5 р. разовых, или с г. Петровским, в котором, пока он сидит на экваторе полной безнадежности, уснули и замерли силы, подававшие добрые надежды?

С тех пор, как Нью-Йорк стал одним из величайших городов и число совершающихся в нем преступлений начало достигать очень большой цифры, здесь явилась надобность в тайной полиции. Открытая полиция была бессильна, чтобы следить за людьми, за которыми не следить невозможно. Тогда частию из любви к искусству, а частию в видах заработка начали образовываться целые частные общества сыщиков. Люди, группировавшиеся в эти общества, делали себе специальностью открытие преступлений какого-нибудь одного рода. Все члены подобных обществ очень хорошо знакомы со всеми ворами и сыщиками в городе; они знают все воровские притоны, знают, куда воры сбывают вещи, и всегда очень успешно могут уследить за подозрительным человеком. Наблюдателям этим удаются нередко открытия довольно трудные, но если принять в расчет все их средства и их связи с миром мошенников, то можно сказать, что они все-таки еще слишком мало открывают. Дело в том, что их собственная честность также подлежит некоторому сомнению. Здешние сыщики, если служат казне, получают по 3 доллара в день, а если находятся в найме у частных обществ, то получают по 6 долларов. Вознаграждение, конечно, не Бог весть какое, а между тем все эти господа живут необыкновенно роскошно и в скором времени составляют себе даже и довольно значительные состояния. Обыкновенно, если совершено какое-нибудь крупное мошенничество, они находят украденные деньги или вещи и возвращают их собственнику; но требуют с него весьма значительный процент в свою пользу. Если же украдено немного или владелец скупится на процент за отыскание, то его вещи так и пропадают. Между здешними сыщиками есть большие доки. Иному из них достаточно указания самого мелкого, ничтожного обстоятельства, чтобы напасть на след преступления и идти к открытию виновных, как по-писаному. Однажды из кладовой одного торговца шелком было украдено значительное количество его товара. Воры проделали отверстие в стене старого заброшенного дома, граничившего со складочным местом, где лежал шелк, и преблагополучно перетаскали весь этот товар. Следов, куда делся шелк, не было никаких. Дело было ведено так ловко, что не осталось ни малейшего подозрения, по которому можно было бы открыть преступников. Сыщик, взявшийся за это дело, нашел около пробуравленной стены пуговку необыкновенной формы; он поднял ее и через несколько дней отыскал человека, на куртке которого были именно такие пуговицы и одной недоставало. [30] Человека без пуговицы арестовали, он сознался в воровстве и указал, где был спрятан шелк. В другой раз сыщик еще неожиданнее открыл одно убийство. В парке Бруклина был убит какой-то иностранец; убийца оставался совершенно неизвестным, но около места, где был найден труп, нашли также разрезанную перчатку, и она-то послужила поводом к открытию виновного. Сыщик поднял ее и потом пошел на пристань, от которой в то время отходил пароход в Италию. Из числа лиц, провожавших отъезжающих, он обратил особенное внимание на одного человека с лицом, выражавшим сдерживаемое страдание и с необыкновенно большими перчатками на руках. Сыщику показались подозрительны эти не в меру большие перчатки: верно, руки у этого господина поранены, и… может быть, что он принимал участие в недавнем убийстве, при котором у кого-то была разрезана перчатка. Сыщик его арестовал, снял с него перчатки и увидел на руке его рану, приходившуюся вровень с разрезом на найденной у трупа перчатке. Арестованный действительно оказался убийцею. Успех сыщиков в открытии преступников заставляет многих частных лиц обращаться к их услугам. Их же очень часто здешние ревнивые дамы нанимают для наблюдения за своими склонными к измене супругами и через них открывают и предмет преступной страсти своих спутников жизни, и все тайны их любовной интриги. В других случаях к ним же обращаются и мужья, желающие развестись со своими женами и усиленно выискивающие удовлетворительный в глазах закона предлог к начатию дела о разводе. Наемный сыщик следит за дамою неутомимо и зорко, и наконец-таки, подкараулит ее на чем-нибудь таком, что в глазах фарисейского пуризма может казаться… странным, неловким, предосудительным… Супругу только и нужно. Нужен пустой повод, за который бы пиявка-адвокат мог зацепить свой подьяческий крючок, а там и пошла писать! Благородный гражданин свободнейшей страны в мире поведет тяжбу и, не останавливаясь ни перед чем, доведет дело до разрыва, при помощи скандала, того самого союза, которым он добровольно связал себя. Сыщики всех больших городов находятся между собою в постоянных сношениях. Если, например, какой-нибудь известный мошенник уезжает куда-нибудь из Нью-Йорка, телеграф тотчас же сообщает о его выезде агентам того города, куда плут намерен был выехать, и не успеет тот выйти в новом месте из вагона, как за ним уже опять следят по пятам и знают каждый шаг, каждое его движение.

Часто для трудных, запутанных и искусно маскированных дел, вместо сыщиков, употребляются сыщицы. Существует убеждение, что будто бы эти милые дамы часто действуют гораздо хитрее и тоньше мужчин; но главное преимущество их положения, кажется, заключается в том, что они гораздо менее мужчин внушают подозрения лицам, за которыми следят и которым ставят силки и сети. Иногда, чтобы поймать хитрого и ловкого, а подчас и многоопытного и опасного мошенника, сыщица разыгрывает с ним целый роман и ведет его, соображаясь с обстоятельствами и натурою ловимого плута, то в исступленно страстном роде, то in hoch romantische stile. [31] Она пишет порученному ее таланту бездельнику то нежные послания, то бурные, назначает ему свидания; обьясняется в страстной или в «святой и нежной» любви и, одним словом, всеми средствами своего пола завлекает человека так, что он уже, как говорится, «души не слышит» в своем земном ангеле и — все равно: в томленьи ли страсти не получающий удовлетворения, или «в блаженстве объятий» или, наконец, просто в одном из нежных признаний выдает себя, ища у женщины участия и опоры.

Эти господа попадаются, точно соловьи, летящие в западню на нежные писки искусственной самки. И смешно, и даже жалко!

Чуть только «земной ангел» острижет своего Самсона, и его сила, — тайна его, — очутится в ее руках, нежный друг этот тотчас же отходит за кулисы и тихо скрывается совсем на задний план, предоставляя доканчивать обнаруженное дело мужчинам. Обманутого плута арестуют и судят, а иногда идут с ним на мировую сделку, и дело кончается миром, более, чем суд, выгодным для обеих заинтересованных сторон и, конечно, и для той Далилы, которая под песни любви своей выдала обессиленного богатыря преступления.

Янки — народ, как известно, промышленный; они это сознают и гордятся этим не меньше, чем французы своею военною славою, а немцы своею ученостию. Прогуливаясь по Вашингтону, вы невольно обратите внимание на огромное белое мраморное здание в дорическом стиле. На него нельзя не обратить внимания, потому что это чудо совершенства в архитектурном и скульптурном отношении. Если вы еще не вполне отделались от своих европейских привычек, то у вас при взгляде на это величественное здание непременно зашевелится вопрос:

— Какому это принадлежит принцу?

— Чей это дворец? — спросите вы первого встречного.

Американец, всегда торопливо спешащий куда-нибудь по какому-нибудь весьма важному для него делу, не удостоит вас даже презрительной улыбки, которой вы, по его мнению, конечно, вполне заслуживаете, — он только процедит вам на ходу сквозь зубы: «t'is the Patent office» (Департамент патентов). Вы входите в это странное здание.

В нижнем этаже, в rez-de-chauss'ee, [32] помещается бюро (чиновники) и большие модели изобретений, удостоившихся патентов. Великолепная мраморная лестница ведет в первый этаж, где помещается второе бюро — это экзаменаторы, оценивающие: заслуживает ли представленное изобретение патента или не заслуживает? Весь второй этаж опять занят моделями патентованных изобретений. Число их здесь доходит до 70 000. По этим моделям можно проследить всю историю какого-нибудь изобретения, начиная от самой грубой формы, в которой оно явилось в первый раз на свет, и до последних тончайших усовершенствований его. Кроме того, здесь помещено собрание редкостей и национальных драгоценностей американцев, типографский станок Франклина, одежда Вашингтона и разные безделки, принадлежавшие этому великому человеку. Здесь же хранятся разные медали и документы договоров Соединенных Штатов с иностранными державами. Остальная часть здания занята библиотекою и отделениями министерства внутренних дел. Насколько возрастает число лиц, желающих получить патент, видно из того, что в 1850 году поступило всего 2200 просьб о патентах, а в 1866 — 14 000. Чтобы получить патент, надобно представить проект своего изобретения вместе с моделью самого изобретения. Модели эти поступают на рассмотрение одного из 20 главных оценщиков, к специальности которого изобретение относится. Оценщик самым тщательным образом рассматривает проект и сверяет его со всем уже известным по этой части, чтобы убедиться в его оригинальности. Если изобретение действительно оказывается вполне оригинальным, делающим новый шаг к усовершенствованию и потому достойным патента, то изобретателю выдается патент, а изобретение его записывается в особый список, постоянно открытый для публики. Если проект оказывается недостойным патента, изобретателя извещают об этом, разъясняют ему несостоятельность его проекта и предоставляют ему право апеллировать в совет оценщиков (Board of Examinators). Решения этого совета уже считаются окончательными. Комиссионер патентов (Comissioner of Patents) должен ежегодно представлять в палату представителей отчет о выданных патентах и при том прилагать рисунки моделей изобретений, удостоенных патента. В последнем представленном отчете за 1867 год показано, что в этот год число поданных проектов было 21 276, из которых 13 015 получили патенты, и из них 12 651 достались гражданам Соединенных Штатов. С 1835—45 года число розданных патентов возросло на 15 %, с 1845—55 на 400 %, с 1855—65 на 300 %, с 1865—66 и с 1866—67 более чем на 50 %. Патент стоит в Америке гораздо дешевле, чем в других странах, и потому там часто получаются патенты на разные ничтожные вещицы, которые не удостоились бы этой чести в Европе, но зато множество и величайших изобретений, составляющих, можно сказать, эпоху в истории человечества, явились в свет, снабженные тем же американским патентом! Получив патент, американец еще сделал далеко не все для своего любимого детища: ему обыкновенно приходится бороться с множеством затруднений, победить холодность публики, с которою обыкновенно труднее справиться, чем с суровостию самых строгих судей-оценщиков. Элиас Гове, знаменитый изобретатель швейной машины, получив патент на свое изобретение, еще три года хлопотал в Нью-Йорке достать денег на устройство модели своей машины. Потом он отправился в Англию, работал там 8 лет как простой работник, и, наконец, только возвратясь в Америку, нашел нужный ему капитал. Теперь его ежегодный доход доходит до 200 000 долларов, так как все фабриканты швейных машин обязаны платить ему известную сумму с каждой выделанной машины за право пользоваться его изобретением. Эта плата, которую все изобретатели получают от фабрикантов, составляет для них огромный барыш, и часто в этом отношении самые мелкие, по-видимому, незначительные изобретения доставляют наиболее выгод своему изобретателю. Одна английская фирма получила недавно патент на новый способ выделки концов свечей, так чтобы они удобно вставлялись в подсвечники без подскабливания и обвертывания их бумагою; изобретатель потребовал весьма незначительную пошлину с фабрикантов, пользующихся этим способом, но и эта незначительная пошлина, взимаемая с каждого фунта выделываемых свечей, сделала его в скором времени большим богачом. [33]

Едва ли найдется в истории промышленности хотя бы один предмет, потребление которого развилось бы так быстро, как развилось потребление петролеума. И это понятно: в этом продукте природа подарила нам осветительный материал, не уступающий газу каменного угля и не требующий больших расходов на его добывание. В Европе петролеум вошел в употребление лишь в недавнее время, но здесь есть основание предполагать, что он был известен еще древним: напр<имер>, в Бирманской империи в одной горе проделано 500 шахт для добывания петролеума, и он уже несколько сот лет тому назад служил для жителей осветительным материалом. В Северной части Пенсильвании дельта реки Oilcreek также пробуравлена многими шахтами, и есть основание думать, что и эти шахты проделаны индейцами, жившими в тех странах гораздо прежде появления европейцев. Источники петролеума в этой местности давно были известны североамериканцам, но они не умели добывать его из земли, не понимали его пригодности и потому оставляли его без внимания. Наконец в 1857 г. в Титусвиль, город, расположенный в нескольких милях от источников петролеума, приехал один предприимчивый янки, некто полковник Драке. Он исследовал источники петролеума, нашел, что его можно добывать гораздо больше, пробуравив скалу, составил компанию на акциях для этого нового предприятия и прилежно принялся за работу. 29 августа 1859 г. он уже прорыл скалу на 70 футов и нашел жилу петролеума, из которой мог добывать от 35 до 40 бочек этого масла в день. Тогда вокруг Титусвиля закипела деятельность, превосходящая всякое описание. Все дела были брошены, всякий спешил купить или арендовать клочок земли, на котором бы мог добывать драгоценный продукт. Вокруг источников петролеума быстро создалось пять или шесть городов с несколькими десятками тысяч жителей. Скороспелые города эти, разумеется, были не Бог весть как изящны и красивы, но тут дело было не до изящества: о нем никто не думал, — у всех была только одна забота, как бы добыть побольше масла, да поскорее отправить его в большие города. Спрос на петролеум в больших населенных центрах стал увеличиваться с каждым днем. Железные дороги пришли на помощь промышленникам, в устройстве фабрик и машин произведены были значительные улучшения, и в настоящее время от источников или колодцев петролеума проложены длинные трубы, по которым с помощию паровых машин петролеум проведен прямо к дебаркадерам железных дорог, по которым производится его рассылка во все концы Нового и Старого Света. Кроме Пенсильвании петролеум добывается еще в огромном количестве в штатах Огейо, Кентукки, Виргинии и в Канаде, а в Южной Америке главным образом в Перу.

Прежде думали, что петролеум может находиться только в долинах, но теперь, когда на низменных местностях источники его начали иссякать, пробуют проделывать шахты в холмах и в некоторых местностях дошли уже до 900 фут глубины. Наука еще не дает никаких пособий к вернейшему указанию средств открывать месторождения петролеума, и американские «искатели масла», бродя из одного места в другое, указывают за известное вознаграждение места, где, по заверениям этих аферистов, непременно должны быть источники петролеума, которые они будто бы узнают «по запаху». Случается, что легковерные люди попадаются этим пройдохам в обман и платят им большие деньги, тратят все свое состояние на раскопки и, конечно, ничего не находят. Замечательно, что летом 1868 г. один спирит указал одно место в окрестностях Плезанвиля и сказал, что здесь находятся источники масла, что ему это за верное открыли благонадежные духи. Указание вышло верно: на месте, на которое указал, по поручению духов, спирит, оказались прекрасные источники масла. Публика не стала разбирать, насколько в это дело замешаны духи, но воспользовалась полезным открытием, и вскоре и в этом месте возник целый город. Так как петролеум считается во всем цивилизованном мире одним из полезнейших предметов потребления и так как он добывается главным образом в Соединенных Штатах, то продукт этот составляет для них один из важнейших предметов торговли. Развитие торговли петролеумом ясно видно из следующей таблички: