Откуда же всё-таки появился такой невообразимый фон? Ведь расчёты показывали, что при слиянии ядер плутония и неона образуется ядро 104-го элемента с выбросом нескольких нейтронов. Всё дело в том, что расчёты исходили из одного характера реакции, реальная же реакция пошла по иному пути. В одном случае при таком слиянии образовывался 102-й элемент, альфа-частица и нейтрон, в другом — 103-й (лоуренсий), протоны и нейтроны. Были и другие варианты, совсем уж, казалось бы, невозможные — на стекле обнаруживали следы более лёгких элементов. Последнее обстоятельство сыграло с исследователями шутку, которая чуть не привела их к ложным результатам.

Когда после долгих бессонных ночей молодые физики отрегулировали установку и запустили её, то вся лаборатория смогла предаться ликованию: на стеклянных детекторах начали появляться следы от осколков новообразованного элемента. Их было немного, но они были! И всё соответствовало тому периоду распада, что был предсказан Юханнесеном, т. е. 0,014 секунды. Но радость оказалась слишком преждевременной. Контрольные опыты не подтвердили, что физики имели дело с 104-м элементом. Странности начались, когда вместо плутония взяли уран, заведомо зная, что ничего получиться не должно, а результат был тот же — следы на стекле, свидетельствующие о периоде распада в 0,014 секунды. Заменили теперь уран бором, и тот же эффект. Казалось, что природа просто издевается над расчётами физиков. От таких «успехов» можно было полностью растеряться, и сказать, что уныние не заглядывало в лабораторию, было бы преувеличением. В конце концов рядом тонко поставленных опытов удалось выяснить, что виновником неожиданного эффекта является изотоп америция с массовым числом 242.

Откуда он взялся? Впрочем, это не сложный вопрос. На него ответ нашли быстро.

Уже говорилось о многообразии ядерных реакций, которые имели место при обстреле плутония ионами неона. При этом выбрасывались нейтроны, которые в свою очередь могли проникать в другие ядра плутония, и происходило образование америция.

Обескураживало физиков не появление этого элемента, а столь неправдоподобно быстрый, не укладывающийся в рамки всех предшествующих расчётов его распад.

Оказывается, здесь пришлось столкнуться с явлением, которое было открыто Флеровым и Петржаком много лет назад, когда они — помните? — работали в служебном помещении станции метро «Динамо», т. е. с самопроизвольным делением ядер тяжёлых элементов. Тогда это был уран, теперь же — америций. Физики знали, что акт такого деления чрезвычайно редок. Для америция-242 это деление ранее не наблюдалось, и по сложным расчетам выходило, что оно может происходить один раз в 1014 лет. Невообразимая редкость и многократное повторение одного и того же периода жизни — 0,014 секунды.

Есть от чего сойти с ума! Дело дошло до того, что один из исследователей, представляясь, назвал себя вместо Анатолия Америцием. Член-корреспондент АН СССР Д.И.Блохинцев, ознакомившись с результатами работ, проведённых молодыми физиками, и с их «америциевым тупиком», был восхищён открытием нового явления, но сказал, что они «нашли негра с белой кожей».

Работа продолжалась — упорная, тяжёлая, изнурительная. Гипотеза Юханнесена оказалась ошибочной, а период деления америция-242 совершенно случайно совпал с тем, какой предсказал ученый для 104-го элемента. Это и было причиной ошибочных результатов. От гипотезы Юханнесена пришлось отказаться, а повторяющиеся 0,014 секунды твёрдо закрепить за одним из изотопов америция. Условия опыта были таковы, что у этого изотопа, при других условиях распадавшегося за несравнимо более длинный срок, образовывалось изомерное, возбуждённое ядро. Он просто не мог из-за этого жить дольше.

Нечто подобное открыл И.В.Курчатов без малого за 30 лет до эксперимента в Дубне. Мы говорим «нечто» потому, что в Дубне разница между метастабильным и возбуждённым состояниями ядра оказалась неправдоподобно большой, у Курчатова она была куда меньше.

Один из английских физиков охарактеризовал это открытие примерно следующим образом: по сравнению с аномалией америция, перспективы исследования которой даже трудно представить, новый 104-й элемент не что иное, как трофей, повешенный на стену. Но этот трофей по-прежнему не давался в руки.

Только в 1964 г. после долгих трудов, преждевременной радости и горьких разочарований, неоднократных остановок и отступлений рождение 104-го элемента было безоговорочно, вне всяких сомнений зарегистрировано. Его получили не 17, как предыдущего 103-го, а целых 150 атомов. Целое состояние! Весь мир узнал об этом с большим удовлетворением, и в адрес Флерова посыпались восхищённые письма с предложениями имён для новорождённого.

Но почти два года он оставался без имени; более того, в соответствующую клетку менделеевской таблицы его заносить не торопились. Флеров воздерживался от этого, ожидая, что скажут химики. Ведь 104-й, как предполагалось, должен сильно отличаться от других заурановых элементов; очевидно, он — экагафний, но это надо было доказать.

За изучение химических свойств 104-го взялся чехословацкий учёный Иво Звара, окончивший Московский государственный университет. Можно представить себе, к решению какой задачи он приступил. За пять часов работы ускорителя в лучшем случае удавалось наблюдать образование лишь одного атома 104-го элемента. И жизни ему было отпущено совсем ничтожный срок. Правда, не 0,014 секунды, но и не намного больше — 0,3 секунды. То, что Иво Звара справился с почти неразрешимой задачей, заставляет восхищаться мужеством, самоотверженностью, беспредельной преданностью учёных науке и уровнем технического обеспечения современного научного эксперимента.

Иво Звара создал своеобразную методику «мгновенной химии», которую отрабатывал в течение четырёх лет. Если 104-й — не актиноид и принадлежит к соседней группе, то у него должны быть существенные отличия в соединении с хлором. Хлориды всех актиноидов нелетучи, и их легко отделить на фильтре от хлоридов IV группы, которые летучи. В приборе Иво Звары атомы 104-го выбивались из мишени и попадали в трубки, по которым шёл газовый поток, где он и тормозился. Газ прежде всего был чистым азотом, но в него добавлялись летучие хлориды элементов аналогов — старый принцип, разработанный ещё Жолио-Кюри, но не в жидкой фазе, а в газовой. Редкие атомы 104-го, попадая в поток, немедленно образовывали хлорид и в виде такого соединения устремлялись к счётчику самопроизвольного деления ядер. Чтобы повысить летучесть хлоридов 104-го, которая всё же ниже, чем у его аналогов, опыты велись при температурах порядка 300-350°, что требовало большой надёжности и коррозионной стойкости аппаратуры. Побочно образовавшиеся хлориды актиноидов легко задерживались специальными фильтрами, а 104-й достигал «места своего назначения» за время менее 0,1 секунды и сигнализировал там о своём присутствии, не допуская сомнений в том, что он не что иное, как экагафний, со всеми химическими свойствами, присущими IV группе.