Беспалов помолчал, а потом решительно указал на мебельный гарнитур, привезенный в Петербург из усадьбы Шереметева.

–  Буль. Подлинный, понеже лучше разве что сам господь сотворит.

–  Дивная работа, - согласились краснодеревщики.

Итак, один гарнитур оказался подлинным, а другой искусной подделкой. Всё стало на свои места.

Но в тот самый момент, когда дворецкий Потемкина, с облегчением вздохнув, подумал, что теперь может обо всем отписать князю, из толпы мастеров робко выдвинулся лысенький хлипкий старичок и, шамкая, спросил дозволения понюхать мебель.

–  Чего-чего?
– переспросил ошарашенный дворецкий.

–  Понюхать, - повторил старичок.

–  Нюхай, коли желание такое имеешь, - пожал плечами Феоктист Феоктистович, который привык всегда и во всем уважать старость.

Старичок понюхал столик, за которым герцогиня Орлеанская съела, по преданию, пятьдесят семь пирожных, пуфы, делающие элегантными недотеп-кавалеров. Словно идущий по следу охотничий пес, поочередно обнюхал козетки, зеркала, канапе, кресла.

«Спятил, совсем спятил», - шептал про себя Феоктист Феоктистович, в ужасе прижимая к груди руки.

Наконец старичок будто бы притомился. Разогнулся, держась за поясницу, промакнул большим пестрым платком вспотевший лоб. Отвечая на вопросительные взгляды краснодеревщиков, кивнул головой и удовлетворенно улыбнулся провалом беззубого рта.

–  Припахивает, припахивает, - прошамкал он.
– Чешночком да рыбкой припахивает.

–  Врёшь!
– вскинулся Беспалов.

–  В молодошти во врунах не ходил, а в штарошти оно и пождно.

–  Всё одно врешь! Не может быть того!

–  Вот-те крешт!
– схватился старичок за шнур нательного крестика.
– Не веришь - шам нюхни.

–  И нюхну, - сказал Никодим Егорович.

–  И нюхни!
– петухом выгнул тощую шею старик.

Когда сам Беспалов стал обнюхивать мебель, Феоктист Феоктистович окончательно потерял дар речи. Старость, она, известно, не радость. Со старого да с малого какой спрос? Но чтоб всеми уважаемый мастер до такого безобразия дошел - это никак не укладывалось в голове дворецкого. Светопреставление!

–  Што теперя, Никодим Егорович, шкажешь?
– спросил старик у Беспалова, когда гот наконец-то закончил со своим странным занятием и отошел от гарнитура.

Беспалов только руками развел сконфуженно, дескать, а что тут скажешь? Всё верно: и чесночком, и рыбкой припахивает…

–  Ну и что из того, что пахнет чесноком и рыбой?
– спросил ничего не понимающий дворецкий.

–  А то, - ответили ему, - что все эти мебеля - и те, что Григорий Александрович Потемкин князь Таврический в Петербурге изволили купить, и те, что им из Кускова граф Шереметев прислали, - самой что ни на есть русской, а не парижской или еще какой работы. И смастерили их не сто лет назад, к примеру, а никак не больше ста дней, Да и того много.

–  Выходит, фальшь?
– схватился за голову дворецкий.

–  Фальшь, Феоктист Феоктистович.

–  И то фальшь, и это?

–  И то и это, Феоктист Феоктистович, - вздохнул Беспалов.
– Промашку дал я, не без того. Ведь и на старуху проруха бывает. Все тут русской работы, хотя до удивительности с прославленным мебельным гарнитуром французского великого мастера Буля сходство имеет. Так мыслю, что на глаз и сам Буль не отличил бы, в великое затруднение пришел бы сей мастер.

–  Верно, - согласились другие краснодеревщики.

–  А как же вы, так сказать, всю подноготную суть этих мебелей унюхали?
– заинтересовался дворецкий.

Оказалось, что отличить русскую мебельную работу от иноземной, ежели работа не очень давняя, на нюх порой легче, чем на глаз. И секрет тут не в чем ином, как в клее. Самый лучший клей - это рыбный клей карлук. Ни во Франции, ни в Голландии, ни в Англии, ни у немцев этого клея не делают. А варят его только в России из осетровых пузырей, плавников да хрящей. Клей карлук, или, как его еще именуют, курлук, вид собой имеет почти что прозрачный и отсвечивает перламутром.

Будет он покрепче и мездрового клея, и костяного, и кёльнского. Даже клею из бобровой стружки с ним не тягаться. Всех клеев царь. Всё он скрепляет намертво, особо ежели размочить и разварить его в русской, хорошо очищенной водке и сколько положено добавить ядреного чесночного сока - такого, чтоб за версту в нос шибал. Вот по запаху чесночка, покуда он, понятно, не выветрится начисто, опытный мастер и определит - православный делал художественные мебеля с маркетри или мастерили их в иноземных странах. Это уж точно, без ошибки.