Что касается Мэрилин, то Селеста полюбила ее с первого дня. Эту высокую девушку трудно было назвать хорошенькой из-за слишком торчащих скул и широкого носа, но их в какой-то мере компенсировали красивые темные волосы и глаза, а также горделивая осанка. Селеста понимала ее тайное горе — она мечтала учиться, а вынуждена была зарабатывать на жизнь, помогая отцу. Но Мэрилин не жаловалась — внешне она казалась вполне довольной жизнью. Селеста сознавала, что у Мэрилин есть и другая, независимая жизнь, — благодаря своей работе она соприкасалась со смутной, дразнящей тенью творческого, интеллектуального мира.

— Я плохая машинистка, — говорила она Селесте, — слишком интересуюсь тем, что печатаю.

Тем не менее, у Мэрилин была хорошая клиентура. Через свою бывшую учительницу она связалась с группой молодых драматургов, чье творчество отличалось по крайней мере плодовитостью. В числе ее бывших клиентов был профессор Колумбийского университета, писавший ученый трактат «о психологических аспектах всемирной истории», а также знаменитый журналист, который, как с гордостью заявлял мистер Сомс, безгранично ей доверяет («а иногда ругает меня последними словами», — добавляла Мэрилин). Заработки девушки не были регулярными, и необходимость сохранять их держала ее в постоянном напряжении. Щадя самолюбие отца, Мэрилин поддерживала иллюзию, будто ее роль в пополнении семейного бюджета только временная. Но она прекрасно знала — и Селеста это видела, — что работа будет продолжаться долгие годы, если вообще когда-нибудь закончится. Мальчики вырастут, женятся и уедут, а нужно платить за образование Элинор — Мэрилин не сомневалась, что Элинор должна учиться в колледже, так как она «просто гениальна — почитайте стихи, которые она пишет в девятилетнем возрасте». Миссис Сомс ожидала инвалидность, да и Фрэнк Сомс отнюдь не был здоровяком. Мэрилин знала свою судьбу и была к ней готова. Из-за этого она отвергла ухаживания нескольких мужчин — «по крайней мере, у одного из них были честные намерения». Самым настойчивым из них являлся клиент-журналист.

— Честные намерения были не у него, — со смехом сказала Мэрилин. — Каждый раз, когда он вызывает меня, что бы передать новую главу (стенографией он не владеет) или забрать отпечатанную, он гоняется за мной по квартире с боевой дубинкой, привезенной из Африки. Это считается шуткой, но в один прекрасный день я перестану от него бегать и двину его как следует. Я бы давно это сделала, если бы не нуждалась в работе.

Однако Селеста подозревала, что в один прекрасный день Мэрилин не станет убегать, но не двинет журналиста. Она убеждала себя, что такой опыт пойдет на пользу страстной девушке, постоянно подавляющей свои чувства. (Что впрочем, относится и к некоей Селесте Филлипс, но подобные мысли мисс Филлипс тут же выбрасывала из головы)

Сомсы жили в старом доме без лифта, в пятикомнатной квартире с двумя спальнями. Так как они нуждались в трех спальнях, «передняя» была переделана в третью, где спали Мэрилин и Элинор, и где Мэрилин работала.

— Конечно, Мэрилин должна иметь отдельную комнату, — вздыхала миссис Сомс, — но ничего не поделаешь.

Билли соорудил перегородку — драпировку на длинных шестах, — отделяющую часть комнаты под «офис» Мэрилин. Здесь находились ее рабочий стол, пишущая машинка, письменные принадлежности, телефон. Это создавало скромную иллюзию отдельного помещения. Перегородка была нужна и потому, что Мэрилин часто приходилось работать по ночам, а Элинор рано ложилась спать.

Местонахождение телефона побудило Селесту сделать далеко идущее предложение. Прибыв для исполнения обязанностей сиделки, она обнаружила, что Стэнли по-прежнему занимает свою кровать в спальне мальчиков. Под тем предлогом, что ей неудобно делить спальню с таким большим мальчиком, как Билли, но в то же время нужно находиться ночью неподалеку от Стэнли, если он ее позовет, Селеста перевела Стэнли в переднюю спальню на кровать Элинор, которая перешла в спальню мальчиков.

— Вы уверены, что это вам не помешает? — с тревогой спросила она у Мэрилин, чувствуя себя виноватой. Но Мэрилин ответила, что привыкла работать в самых невозможных условиях.

— С таким мальчишкой, как Стэнли, в доме нужно либо отключить слух, либо накинуть себе петлю на шею, — сказала она.

Упоминание о петле на шее вызвало у Селесты легкую тошноту. На третий день своего пребывания у Сомсов она поймала себя на том, что избегает смотреть на упомянутую часть анатомии Мэрилин, которая стала для нее своего рода символом связи между их жизнью и поджидающей снаружи смертью.

Перемещение Элинор в кровать Стэнли создало проблему и обострило у Селесты чувство вины. Миссис Сомс заявила, что брат и сестра в таком возрасте, как Билли и Элинор, не должны спать в одной комнате. Поэтому Билли отправили в спальню родителей, а миссис Сомс перебралась в спальню мальчиков, разделив ее с Элинор.

— Я чувствую себя так, будто устроила революцию, — жаловалась Селеста. — Перевернула все вверх дном.

— Не обращайте на нас внимания, мисс Мартин, — успокоила ее миссис Сомс. — Мы вам так благодарны, что вы согласились ухаживать за нашим малышом.

Но Селеста ощущала себя бессовестной и лицемерной шпионкой. Ее слегка утешало, что позаимствованная для нее у соседей древняя койка была жесткой, как пол в пещере флагелланта [108] . Она усматривала в этом наказание за свое притворство и почти сердито отвергла предложение семьи занять одну из их кроватей.

— Все это так мерзко! — говорила Селеста Квинам и Джимми во время их второго вечернего свидания в районе Первой авеню. — Они так добры ко мне. Я чувствую себя преступницей.

— Ведь я предупреждал, что она слишком простодушна для такой работы, — усмехнулся Джимми, но в темноте сжал пальцы девушки.

— Джимми, они такие славные люди и так мне благодарны! Если бы они только знали!..

— Это напоминает мне... — начал Джимми, но Эллери прервал его:

— Какова ситуация с почтой, Селеста?