Шрифт:
— После, после уберешь, железяка, — сказала она слуге. — Иди погуляй. Смажь суставы.
Громметик удалился с оскорбленным видом. Эльфаба едва подавила в себе желание пнуть его ботинком под зад.
— И вы тоже, няня. Пойдите отдохните от своих трудов.
— Что вы, как же я оставлю Нессарозу?
— Очень просто. Сестра прекрасно о ней позаботится. Правда же, Эльфаба? Вы ведь добрая душа?
Эльфаба открыла было рот — не иначе, ее покоробило слово «душа», — но только поморщилась и кивнула няне. Та послушно вышла, но прежде чем закрыть за собой дверь, проворчала:
— Не мне, конечно, жаловаться, но такой убогий стол! И на поминках!
— Увы, — вздохнула мадам Кашмери, голи оправдываясь, то ли жалуясь на слуг.
Она оправила юбки и жакет, расшитый медными блестками, словно золотой чешуей. «Двуногая разукрашенная рыба, — в очередной раз подумалось Глинде. — И как только она стала директором?»
— Девочки мои, — начала мадам Кашмери. — Теперь, когда мисс Клютч нас покинула, мы должны взять себя в руки и двигаться дальше. Первым делом я прошу вас исполнить свой печальный долг и передать мне ее последние слова. Так вам будет проще справиться с горем.
Глинда — а именно ей девушки отвели главную роль в разговоре — набрала побольше воздуха и сказала:
— Ничего особенного. Несла какой-то вздор до самого конца.
— Неудивительно. Бедная страдалица. Но какой именно вздор?
— Я, право, не разобрала.
— Не говорила ли она, например, о смерти профессора?
— О смерти профессора? Не знаю, все было так сумбурно.
— Я предчувствовала, что на своем смертном одре мисс Клютч снова переживет те страшные мгновения. Умирающие часто пытаются в последние минуты жизни разрешить мучившие их загадки. Пустая трата сил. То, что увидела ваша бывшая опекунша, безусловно, ее потрясло. Мертвое тело профессора. Кровь. И — Громметик.
— Да? — выдохнула Глинда. Сестры стояли с обеих сторон от нее, не шелохнувшись.
— Тем злополучным утром, — продолжала директриса, — я рано поднялась и предавалась духовным размышлениям, когда обратила внимание, что в лаборатории профессора Дилламонда горит свет. Полагая, что он устал, я послала к нему Громметика с освежающим чаем. Слуга обнаружил профессора в беспамятстве возле разбитого увеличительного стекла: видимо, он неловко наткнулся на осколок и перерезал себе яремную вену. Печальный пример чрезмерного научного рвения, если не сказать — гордыни, в отсутствие элементарного здравого смысла. Даже лучшим из нас нужен отдых. Не зная, что делать, Громметик стал щупать пульс, но сердце профессора уже не билось. Видимо, тогда и вошла мисс Клютч — и увидела забрызганного кровью Громметика. Что только ее понесло в лабораторию совать нос в чужие дела? Но не будем непочтительно отзываться о мертвых.
Глинда шмыгнула носом и сочла благоразумным умолчать, что мисс Клютч увидела нечто необычное еще вечером и пошла на проверку.
— Думаю, от ужаса к мисс Клютч и вернулась ее болезнь. Кстати, теперь вы, наверное, понимаете, почему я отпустила Громметика. Он очень раним и, боюсь, подозревает, что ваша опекунша винила его в смерти профессора.
— Мадам Кашмери, — неуверенно сказала Глинда. — Мне надо кое в чем вам признаться. Та болезнь, о которой я вам рассказывала, — я ее выдумала. Ничем подобным мисс Клютч никогда не страдала. Но, клянусь, я не насылала на нее эту болезнь.
Эльфаба с напускным равнодушием изучала лицо директрисы. Нессароза почтительно хлопала ресницами. Но если мадам Кашмери и знала про обман Глинды, то не подала вида. Она оставалась невозмутимой, как привязанная лодка.
— Что ж, это только подтверждает мои наблюдения: в вашей вздорной голове скрыто богатое воображение, даже способность к прорицанию.
Мадам Кашмери встала, шелестя юбками, словно ветер на хлебных полях.
— То, что я сейчас скажу, должно остаться между нами. Я жду от вас полного повиновения. Вы понимаете?
Девушки ошеломленно молчали. Директриса с высоты своего роста сверху вниз смотрела на них. «Так вот почему она похожа на рыбу! — со всей отчетливостью поняла вдруг Глинда. — Она совсем не моргает!»
Приняв молчание студенток за согласие, мадам Кашмери продолжила:
— Я наделена полномочиями от властителя, могущество которого вы даже не представляете, и пытаюсь выполнить важнейшую задачу, без которой немыслима безопасность нашей страны. Вот уже не один год я тружусь, и теперь пришло время пожинать созревшие плоды.
Директриса многозначительно посмотрела на девушек. Они и были этими плодами!
— Все, что вы здесь услышите, не выйдет за пределы этой комнаты, — властно провозгласила мадам Кашмери. — Вы не захотите и не сможете нигде повторить мои слова. Я связываю вас обещанием, накладываю защитный кокон, удерживающий секрет внутри вас. Нет! — Она взмахнула рукой, заглушая протест Эльфабы. — Не смей возражать! Заклятие наложено, и вы обязаны меня выслушать.
Глинда проверила, чувствует ли она на себе какое-то заклятие, но все чувства заглушались страхом и беспомощностью. Она оглянулась на сестер. Нессароза в своих ослепительных башмачках вжалась в кресло, ее ноздри широко раздувались от ужаса или восторга. Эльфаба, напротив, выглядела такой же самоуверенной и хмурой, как обычно.