Музыка, видимо с незапамятных пор жившая тут, возле ветхой, ушедшей в землю скамьи, зазвучала еще слышнее, напоминая музруку об оставленной семье, той, давней любви и еще целой веренице вечеров, когда он был счастлив.

Сидор рванул мехи баяна и, разом найдя нужный напев из прежних, лучших времен, взмолился Творцу, выкладывая весь свой талант напоказ, возвращая его:

Окончив песню и еще постояв над озером, Иссидоров поспешил в райцентр на круглосуточный переговорный пункт.

Он поспешал, семеня и сбиваясь на бег трусцой, бежа грядущего, желая поскорей дозвониться жене, чтоб узнать ее голос и что она скучает там о нем и ждет его. А он сознается во всем, в любви до гроба.

Протяжно пел ему вдогонку горн. В спальнях неохотно укладывались пионеры, поминутно затевая возню, перебрасываясь печеньем и хлебом, переживая самое длинное время жизни и не замечая красоты вечера и своей вечной юности.

1988

Было трое котов: Прохор, Харлам и Терентий. Вместе их связала крепкая мужская дружба, закаленная переменными осадками, ветром, постоянной проголодью и другими вещами, известными всякому, кто жил на крыше или чердаке и дышал вольным воздухом необозримых пространств.

Терентий сразу, от рождения был диким. Человеческой ласки и добра не помнил, предпочитал держаться от двуногих подальше. Охотился на голубей и не упускал случая схлестнуться с себе подобным, а того лучше – домашним котом, дать тому по сопатке или слепить «хоппель-топпель». Прохор с Харламом были сперва домашними животными и жили себе поживали припеваючи посреди человеческих удобств, даже «ходили» куда и люди, но Прохор, хоть и добрый, не поладил с появившейся в доме шавкой-шмакодявкой, визгливой и вздорной, и когда поставил вопрос ребром: – Я или она!? – ответ вышел не в его пользу.

– Ладно, – решил Прохор и покинул теплое, уютное место.

А Харлам чудом спасся от одной зловещей операции над собой (для его же пользы, как утверждали хозяева), совершив рекордный прыжок из-под самых ножей в форточку, и постарался сразу и навсегда забыть прошлое, вычеркнуть его из памяти долой.

Сперва они прошли через обоюдную кровопролитную Драку, в которой каждый пожертвовал частью своей наружности, но после оценили и полюбили друг друга, решив, что вместе легче будет преодолевать трудности – единственное, чего всегда был весь ассортимент и объем.

Терентий был самым опытным, ловко крал кооперативную колбасу, и если кто болел, мог, пользуясь своим неугасшим инстинктом, находить на газоне нужную траву для лечения.

Прохор хоть и добрый был, но такой здоровущий, что в драках с чужаками не знал равных, горой стоял за товарищей.

А Харлам был остряк и балагур, умел разгонять печаль, знал много таких окошек, за которыми часто слушали музыку. Зажили вместе. Бескрайние просторы крыш, таинственные, наполненные чудесами чердаки, лестничные бачки – все принадлежало им. Даже батареи в парадных, как только холодало, нагревались по их желанию.

Каждый думал за троих. Казалось, нет такой опасности, которая испугала бы друзей, разве что заведись на крыше рыси и тигры.

Однако в натуральной природе есть бездны, каких не постичь даже самому обширному человеческому уму, не говоря о котовом.

Отчего, к примеру, перестает валить снег и начинает греть солнце? Почему люди в оранжевых и зеленых куртках узнают, что пришла пора сбрасывать снег и отбивать сосульки с крыш? Откуда вдруг берется столько бодрости и сил? Зачем надо орать во все горло часами для неизвестных причин? Не будь этих вопросов, вернее, ответов на них, не оказались бы друзья перед лицом трагедии, а прожили б свой кошачий век втроем до конца.

Однажды, шляясь без цели по гремучим кровельным просторам, коты увидели в одном освещенном окне кошку. Кошка удобно помещалась под горшком с развесистой геранью для наблюдения окружающей действительности, открывавшейся в этом месте с самых лучших сторон. Такой кошки ни один из друзей не видел и, забегая вперед скажем, никогда не увидит. Такой пушистой, такой зеленоглазой и такой полной кошки еще не создавала природа, вот только к этой весне создала, и то, видно, под самое лучшее настроение. Хвост ее стоил особенного разговора, потому что такого хвоста одного могло бы хватить взамен всей кошки. Ему и места не было под геранью, и он свисал, загибаясь, долу. Коротко говоря, эта была воплощенная мужская мечта.

Кошка, конечно, тоже приметила молодцов и нарочно побыстрее приняла свою самую соблазнительную позу, обратившись толстым полосатым кренделем.

Три кота замерли против окна, учтиво потупясь. Им казалось, что кошка излучает свет, так она была хороша. Друзья были еще молоды, опыта любовного не накопили и глядели совершенными дурнями, разинув рты и вытаращив глаза, готовые признать за кошкой превосходство по всем статьям.

– Сияет! – молвил восхищенно Прохор. Все согласно кивнули. Друзья поняли, что достигли цели, оставалось сделать лишь шаг…