– Я все сделал! – воскликнул он. – Я переговорил с корнуэллским пастором. Заупокойная служба начнется в одиннадцать. Похороны – через сорок пять минут. На корнуэллском кладбище. Это прямо по дороге от церкви.

– Я знаю, где находится кладбище, – пробормотала я. – Думаю, Джек, нам нужно будет пригласить несколько человек на завтрак после похорон.

– На поминки? Ты это хочешь сказать? – он с любопытством глянул на меня.

– Нет, конечно, нет, – ответила я, решительно покачав головой. – Не поминки. Просто завтрак для нескольких близких друзей и членов семьи.

Он загоготал.

– Ну, насмешила! Какие такие члены семьи?

– Ты, Люциана. И я. И твой дед с Мадлен. Или ты думаешь отправить их в Мейн прямо с кладбища, даже не покормив? Я полагаю, что кто-то из твоих кузенов появится. И несколько друзей Себастьяна, кто-то из «Лок Индастриз», из «Фонда Лока». Его помощники, секретари, сотрудники.

– Пожалуй, ты права, – нехотя согласился он. – Составим списки. Потом сравним.

– А как быть с женами, которые еще живы? Бетси, Бетьюни, например?

– Забудь о Бетси, – буркнул он. – Она играет на своем рояле в Сиднее. Кругосветное концертное турне.

– А Кристобель?

– Господи, Криста! Как ты о ней-то вспомнила? Я не знаю, где она. И Люциана не знает. Скорее всего, она умирает. От цирроза печени. Где-нибудь там. Не приглашай ее. Или Люциана из тебя все кишки вымотает. Она терпеть не может свою мать.

– А что насчет поминальной службы в церкви Иоанна Богослова? – сменила я тему разговора.

– За это отвечает Люси. Она обещала все устроить. Сегодня.

– Она, наконец, согласилась заказать ее там? Ты же знаешь, как она… как она любит все делать наперекор.

– А меня ты, очевидно, для контраста обзываешь пушинкой. Ты чертовски упряма.

– Да. Пора уже называть вещи своими именами.

– Решила быть жутко правдолюбивой, детка, да?

– Да. Ты был груб, жесток и равнодушен к Себастьяну. Просто беспощаден. Это трудно вынести. Ты просто невозможен, Джек.

– Да ладно. Считай, что мы квиты. Шпаги в ножны! Идет?

– С удовольствием.

Он повернулся и направился к двери, но задержался у порога.

– Так и быть, давай скорей похороним его. И увековечим память. И тогда я смогу умотать. Вернуться в Париж.

Я уже готова была вспылить, но прикусила язык и сказал холодным деловым тоном:

– Ты бы лучше поговорил с людьми из отдела общественных связей «Лок Индастриз», чтобы они подготовили необходимые объявления, и тогда мы вместе просмотрим тексты. Просто, чтобы проверить, нашли ли они верный тон. То есть, конечно, если ты хочешь, чтобы я тебе помогала.

– Хочу. Я только что говорил с Миллисент Андервуд. Из фонда. Она уже трудится.

– Это замечательно.

– Что именно?

– Эта твоя неожиданная и необъяснимая активность.

– Я хочу развязаться с этим. Раз и навсегда, – ответил он. И улыбнулся.

Я смотрела на него.

Я увидела его широкую, искреннюю улыбку, я увидела полное отсутствие озабоченности в его глазах, и никакого намека на горе. И я все поняла. Он был рад. Джек был рад, что Себастьян умер.

Я была ошеломлена очевидностью этого внезапного открытия. Я могла только опустить голову, а потом я отвернулась от него и пошла в ту часть спальни, где стоят маленький письменный стол и кресла.

Так я стояла спиной к нему, пытаясь овладеть собой.

– Я составлю свой список, – пробормотала я, не оборачиваясь. Смотреть на Джека у меня просто не было сил.

– Пока, Вив. – Джек захлопнул за собой дверь.

А я стояла, опираясь руками о письменный стол, дрожа и пытаясь успокоиться. И я спрашивала себя со все возрастающим ужасом: неужели Джек Лок приехал в Америку для того, чтобы совершить преступление? Неужели он вернулся, чтобы убить отца? От этой мысли меня пробирал мороз.

Весь день, который я провела у себя наверху, пытаясь чем-нибудь занять себя, я ощущала внутреннюю дрожь. Я привела в порядок бумаги, сложила в стопку мои заметки и приклеила ярлычки к свежим магнитным лентам. Завершив работу над очерком, я обычно систематизирую все собранные для него материалы и укладываю их в архив, и теперь я с удовольствием занималась этим. Это отвлекало мои мысли.

К вечеру, вскоре после того, как Белинда уехала домой, я разожгла камин в кабинете, заварила большую кружку чая и уселась перед пылающими поленьями.