– Я буду лысой! – взвыла Эйтин, придавленная массой тел. Набрав в грудь побольше воздуха, она прибегла к помощи голоса: – Хватит!

На этот раз они обратили на нее внимание, хотя пальцы Сент-Джайлза все еще держали ее волосы в кулаке.

– Держите его, чертовы идиоты! – Уна взяла командование в свои руки. – Эйнар, придави ему ноги.

– Осторожнее, у него мои волосы… о-у-у! – вскрикнула Эйтин.

Уна рассмеялась:

– Почему у тебя никогда ничего не бывает просто, Эй…

– Уна! Придержи язык, старая! – Эйтин не хотела, чтобы старуха произносила ее имя в присутствии Рейвенхока. Имена обладают огромной магической силой. Поэтому она сама никогда не называла его по имени. Если она произнесет имя вслух прежде, чем отпустит его, оно может возыметь волшебную силу и вернуть его к ней, когда она прошепчет это имя ветру в ночь полнолуния.

Либо не обратив внимания, либо услышав слишком поздно, Уна закончила:

– …тин Огилви. Не важно. Как только зелье попадет ему в глотку, он уже не вспомнит ни тебя, ни это место.

Эйтин вздрогнула от невидимого удара, который эти слова нанесли ей в сердце.

– Только дотронься до меня, ведьма, и я вырву твое сердце! – пригрозил Рейвенхок.

– Будь я лет на сорок моложе, мой красавчик, я была бы не против, чтоб ты попробовал. – Она провела ладонью по его мускулистому животу, потом подмигнула, когда он зыркнул на нее волком. – Отпусти ее волосы, мальчик, а то бедняжка останется без скальпа.

– Если я отпущу ее, то потеряю преимущество в силе. Меня напичкали мерзким зельем, раздели донага, приковали цепью, бросили в ее постель и… – Его взгляд вернулся к Эйтин, заставив ее сердце заколотиться, когда она прочла его мысли и увидела ночные образы. Как он может вспоминать такие вещи?

Отвлеченная его мужским совершенством, Эйтин затаила дыхание. Его черные волосы, поцелованные таинственным огнем кельтов, были не в норманнском стиле. Длинные и мягко завивающиеся вокруг ушей, они касались шеи. Рыцарь был красив – нет, прекрасен – все, о чем только может мечтать женщина. Глаза цвета зеленых холмов в туманное утро обрамлены ресницами, настолько густыми и длинными, что женщины могли рыдать от зависти.

Когда их взгляды встретились, мир сузился, и все остальное перестало существовать. Был только этот прекрасный рыцарь, которого Эйтин желала больше жизни, больше всего на свете. Рыцарь, который никогда не будет принадлежать ей. Рыцарь, который любит кузину, не ее.

Большим пальцем она погладила его скулу. Такая сильная. Такая упрямая. Красивый рот, чувственно очерченный, был соблазнителен, хотя и несколько высокомерен. Один черный локон небрежно упал на высокий лоб, вызывая непреодолимое желание протянуть руку и убрать его.

Эйтин едва не побледнела от волевого, острого как бритва ума, вспыхнувшего в его сердитых глазах. Деймиан Сент-Джайлз был последним человеком, с кем ей хотелось бы встретиться лицом к лицу в качестве противника, но теперь уже поздно. Слишком поздно. Они были любовниками только этот короткий отрезок времени; Эйтин надеялась, что он дал ей ребенка, которого она хочет больше жизни. Но они никогда не смогут быть друзьями. Никогда не будут жить вместе. «Никогда» – такое холодное слово.

Образы этого рыцаря, обладающего ею, опаляющего ее древним огнем… ее рук на его обнаженной твердыне груди, огонь поцелуев этого смуглого воина, его плоть, погруженная так глубоко внутрь ее тела. Она смотрела в эти забирающие душу глаза и дрожала от страха за то, что ее глупые планы сделали с этим гордым воином. Стыд переполнял ее, и все же Эйтин не могла отвести от него взгляда.

– Принеси горшочек Уны, – кивнула она Дьюарду, не в силах оторваться от пронизывающих глаз Сент-Джайлза.

Делая как велено, Дьюард продвинулся вперед и осторожно передал горшочек Уне.

– Поосторожнее, он кусается, он укусил Эйнара и потом укусил…

– Брат, замолчи, пока я не разозлилась, – оборвала его Эйтин.

Уна протянула горшочек:

– Дай ему попробовать, девочка.

– Снова черная магия, принцесса? – Выражение его лица словно говорило ей: только попробуй.

Эйтин осторожно окунула палец в содержимое горшка и помазала им его губы. Упрямец сжал губы, давая понять, что не собирается пробовать бальзам. Им необходимо было во что бы то ни стало влить в него отвар, иначе его могущественный кузен заткнет ей кляпом рот, свяжет и отправит Эдуарду Длинноногому в качестве жертвы в канун Иванова дня. Ее рука дрожала, когда она смотрела на прекрасное лицо Деймиана, черты которого сделались резкими от ярости и глубоких теней, наполняющих комнату.

Печально улыбнувшись, она погладила его щеку дрожащим пальцем, чувствуя, как любовь – сожаление, что любви никогда не может быть, – поднимается в ней.

– Прости меня, Деймиан.

Она впервые произнесла его имя вслух. Вместо того чтобы попытаться освободить волосы из его хватки, Эйтин наклонилась вперед и коснулась его губ своими. Твердо сжатый рот не был отзывчивым, но это ее не отпугнуло. Проведя языком по его нижней губе, она попробовала бальзам Уны со сладким привкусом яблока. Его магическая сила растеклась по ней и согрела кровь, волшебство поразило сердце, делая его открытым и беззащитным перед этим воином.

Буря эмоций поднялась в ней. Щемящая боль желания принадлежать этому воину обожгла сердце, наполняя жаждой его любви – любви к ней, а не к ее более красивой кузине. Горячей жаждой, чтобы его семя пустило корни в ее теле, чтобы она могла сохранить эту маленькую частичку его – ребенка, которого она могла бы обнимать и лелеять.

Эйтин задрожала, едва не раздавленная этой своей нуждой в нем, стыдясь того, что использовала его в своих целях. Самым болезненным из всего было сожаление, что они не встретились в другом месте и в другое время, когда-нибудь до того, как он влюбился в Тамлин. Если бы она считала, что есть шанс выжечь Тамлин из его души, она бы даже рискнула навлечь ярость его ужасного кузена, даже бросила бы вызов английскому королю. Сент-Джайлз особенный. Никто и никогда не сравнится с ним.