В раздражении Чарли ударила рукой по рулю. Черт бы побрал эту Тесс! И Питера тоже. Питер оказался слишком занят, чтобы поехать в Нортгемптон, у него какие-то «важные» переговоры!

– Наша дочь пропала! – закричала Чарли, когда он сказал, что ей придется ехать одной.

– Не сомневаюсь, что Тесс преувеличивает, – ответил он. – Дженни, наверное, у кого-нибудь из друзей.

– У нее нет друзей в Нортгемптоне.

– Мы этого не знаем, Чарли. Возможно, она познакомилась с кем-то этим летом.

Чарли бросала вещи в чемодан. Она готова была швырнуть их Питеру в лицо.

Она остановилась на знак «стоп» при въезде в город и задумалась: а как бы вел себя Питер, если бы это была его собственная плоть и кровь? Она поежилась, вспомнив о своих трех неудачных беременностях и о последовавшем затем удалении матки, навсегда лишившем их надежды иметь собственных детей. Питер никогда не жаловался и все же... все же...

Чарли покрутила головой. Она почувствовала боль в плече и протянула руку, чтобы растереть мышцы, но боль усилилась. Чарли положила голову на руль и расплакалась. Проклятый Питер. Он стал еще более занятым после смерти Элизабет. Элизабет ушла из их жизни, но продолжала отравлять им существование.

Позади загудела машина. Чарли подняла голову и, сморщившись от боли, посмотрела в зеркало, потом нажала на газ и, не взглянув ни направо, ни налево, рывком выехала на улицу. К счастью, улица была пустынна.

Она ехала по той же дороге номер пять к центру города. Чарли предпочла машину самолету, это было быстрее, так как до самого вечера не было ни одного подходящего рейса. Ну а об автобусе не могло быть и речи: слишком много людей, спертый воздух. К тому же в своей машине Чарли могла выбирать нужную скорость, но даже при этом дорога заняла целых три часа.

– Наверное, Дженни уже найдется к тому времени, как ты приедешь, – заметил Питер. – Почему бы тебе не остаться и не подождать звонка Тесс?

«Будь ты проклят, проклят, проклят», – твердила Чарли.

Как Питер мог подумать, что она способна ждать?

В центре города Чарли повернула налево и поехала к колледжу и Раунд-Хилл-роуд. Может, Питер предложил ей подождать, потому что у них с ним разные ценности в жизни? Может, Питер в душе никогда не считал Дженни своей дочерью? Может, после всех выкидышей, когда он понял, что у них не будет детей, Питер невзлюбил Дженни?

Чарли еще сильнее вцепилась в руль и попыталась удержать слезы. Если Питер и вознегодовал на Дженни, то он не был в этом одинок. Чарли сама винила Дженни – ну если не саму Дженни, то обстоятельства, при которых она появилась на свет, – за свои неприязненные отношения с Элизабет. Из-за Дженни, темноволосой Дженни Элизабет так и не признала Чарли достойной Питера и достойной носить имя Хобарт.

И вот теперь Элизабет умерла, а Дженни исчезла.

Наверное, это Господь шлет им наказание. Наверное, он покарал их за то, что они не испытывают должной благодарности за Дженни; за то, что они недостаточно заботились о ней и недостаточно любили ее при всем том, что у них нет собственных детей.

– Господи, – громко умоляла Чарли, – прости нас. Прости меня за себялюбие. Прости, что я такая плохая мать. – Чарли ехала по Мейн-стрит, мимо магазинчиков и бутиков, и не замечала произошедших в городе перемен. – Прошу тебя, спаси Дженни. Пусть, когда я приеду к Тесс, Дженни уже будет там.

Неожиданно перед автомобилем появился прохожий, и Чарли изо всех сил нажала на тормоза. У нее оборвалось сердце, и руки на руле задрожали. Она совсем забыла, что в Нортгемптоне пешеходы пользуются преимуществом во всех ситуациях. Чарли подняла голову и увидела перед собой на холме знакомое величественное главное здание Смитовского колледжа, надменно и кичливо взирающее на город, и впервые она ощутила ненависть к колледжу и к годам, проведенным в его стенах. Она пожалела, что вообще встретилась с Питером Хобартом, познакомилась с Тесс Ричардс и принцессой из Новокии. Они все были ненавистны ей. Останься она дома, сейчас бы жила в Питсбурге, где было куда легче сносить бедность, чем поддерживать свое положение и авторитет в обществе и к тому же изображать кого-то, кем ты на самом деле не являешься.

Поток машин медленно полз в гору, и Чарли вертела головой, стараясь не пропустить Раунд-Хилл-роуд. У нее вновь заныло плечо.

Машина впереди резко остановилась, и Чарли вновь затормозила.

– К черту пешеходов! – крикнула Чарли. – Чтоб вам всем провалиться!

Но никто, кроме нее самой, не услышал ее слов в автомобиле с закрытыми окнами и работающим кондиционером.

Машины двинулись вперед, и вдруг Чарли увидела Раунд-Хилл-роуд, улицу Тесс, которую она покинула много лет назад вместе с женихом и новорожденной дочерью Марины. С девочкой, которую она поклялась лелеять и любить, а вместо этого каждое лето отсылала ее сюда, потому что так было удобнее и проще. «Дженни. Моя Дженни».

Чарли свернула на Раунд-Хилл-роуд и въехала во двор дома Тесс, как будто только вчера покинула эти места. Все выглядело, как прежде: дом все такой же маленький, такой же белый с черными ставнями, вот только краска сильно облупилась.

Мохнатая собака с лаем выскочила из задней двери. Та самая собака, со снимка в комнате Дженни. Она была щенком в те времена, когда Чарли сбежала от Питера в Нортгемптон вместе с Дженни. Она не помнила кличку собаки. Дженни наверняка не одобрила бы подобной забывчивости.