Этот случай — один из тех, когда я был абсолютно уверен в том, что поступаю правильно. Моя миссия на этом закончилась. Полагаю, что кто-нибудь из фотографов навечно запечатлел этот эпизод и фотография, наверняка, хранится где-нибудь в вашингтонских архивах.

Люси позвонила после этого мне еще раз или два. Но мы никогда больше не виделись, и я до сих пор не знаю, подстроила ли она мне эту встречу с президентом или нет. И вообще, кто стоял за всем этим? Неужели это было просто совпадение?

Что касается Майка, то он тоже навсегда исчез из моей жизни — так же неожиданно, как и вошел в нее.

Семь лет спустя в «Нью-Йорк тайме» от 10 января 1984 года появилось сообщение. В нем говорилось о том, что президент Картер приказал в 1977 году провести на самом высоком уровне «всестороннюю проверку исследований Советов в области парапсихологии». Это последовало, как утверждалось в газете, после «личной встречи» президента со мной. (Я никакой информации об этой встрече не давал.) «Секретная проверка, — согласно статье, — была завершена в 1978 году. И хотя не было доказано, что существовал специальный проект о разработке в СССР психических методов ведения войны, о которых предупреждал господин Геллер, но был обнаружен определенный интерес Советского Союза в этой сфере». Официальные представители Белого дома «не смогли ни подтвердить, ни опровергнуть» утверждения газеты насчет проверки. Не могу этого сделать и я.

В декабре 1976 года я праздновал свое тридцатилетие. Я был вполне доволен жизнью и собой, и для этого в общем-то были основания. Во множестве стран мира мое имя вошло буквально в каждую семью. Я проехал почти по всем городам, о которых мечтал. Я обрел настоящих друзей, и мой банковский счет уже исчислялся семизначными цифрами.

Нападки на меня со стороны скептиков и фокусников заставляли людей еще настойчивее стремиться увидеть своими глазами мои выступления в залах и на телевидении. В придачу к сотням публикаций в газетах и журналах обо мне было написано уже несколько солидных книг. Казалось, все идет как надо. Психологически, однако, это было не совсем так. Сперва я почувствовал легкое недомогание и довольно легко обнаружил его причину. Я всегда был любителем поесть. А тут превратился просто в кошмарного обжору, страдающего от ненормального, постоянного чувства голода. Или, другими словами, ненасытного аппетита. Я пожирал все, что стояло передо мной. Мы часто обедали с Манси в лучших ресторанах Мехико, и тем самым я еще больше подталкивал себя к искушению. К счастью, мы были трезвенниками. И мне страшно подумать, что было бы с нами, если бы мы еще и пили. Но и без этого положение становилось тревожным. К тому же почти ни в одном из ресторанов, которые мы регулярно посещали, нам не предъявляли счет. Реклама того, что жена президента обедает в том или ином ресторане, значила для их хозяев значительно больше, чем пригоршня песо. А я платил за еду, сгибая ложки во время обедов. В одном ресторане мое произведение — импровизированная огромная согнутая ложка — было вставлено в рамку и повешено на стену. Официанты делали все возможное для того, чтобы угостить нас самыми свежими и вкусными блюдами, и мы им всегда уступали. А когда после поглощения поистине раблезианского количества пищи нам приносили еще десерт, Манси была в состоянии заказать лишь какое-нибудь одно блюдо и то съедала обычно только половину. А я и тут не мог себе отказать, и частенько мне приходилось, извинившись, выходить из-за стола для того, чтобы через некоторое время освободить в желудке немного места, а затем снова с жадностью наброситься на еду.

Дома происходило то же самое. Мне даже приходилось использовать известный метод под названием «два пальца в рот». В конце концов дело дошло до того, что меня постоянно рвало, уже без всякой искусственной помощи, и чем больше я ел, тем более тощим становился. Я пытался обмануть себя, надеясь, что потеря веса — это результат моих ежедневных тренировок — пятимильных пробежек. Даже в тяжелой из-за густого смога атмосфере Мехико я тренировался каждый день. Но все было напрасно.

Вскоре я поехал в Нью-Йорк, туда же из Израиля приехала и Ханна, сестра Шипи. Она довольно часто нас навещала. Увидев меня, она сказала, что я выгляжу просто ужасно. По возвращении в Мексику мне предстояло услышать то же самое от Манси. А Том Моррис заметил, что я напоминаю заключенного из концентрационного лагеря. В довершение всего, как-то раз выходя из машины, я вдруг почувствовал страшную слабость, как будто все силы в один момент покинули меня.

Я схватился за крышку автомобиля и с огромным усилием заставил себя удержаться на ногах. Это был короткий, неожиданный и очень пугающий момент истины, означавший, что я сам постепенно убиваю себя. Именно этот случай разбудил, казалось, уже безвозвратно уснувшую часть моего несознательного разума, которая тотчас же приняла решение предпринять срочные меры по спасению. С этого момента под присмотром Ханны я снова стал есть нормально, как это делаю и поныне.

Почти одновременно с этой моей хворобой мне пришлось столкнуться и с более серьезной проблемой. Президент Мексики с некоторых пор был серьезно обеспокоен тем, какое впечатление производила Манси на окружающих, появляясь вместе со мной в общественных местах. Кончилось все тем, что он велел ей немедленно изменить образ жизни: перестать одеваться столь вызывающе и так сильно краситься, как она это делала в последнее время. Он запретил ей ходить по ресторанам, привлекая внимание всех тем, что она постоянно появлялась там в моем сопровождении. Короче говоря, ей следовало вспомнить, кто она такая и что собой представляет. Да я и сам беспокоился, замечая все больше любопытных и завистливых лиц за соседними столиками в ресторанах и в театрах. Впервые за все эти годы я почувствовал себя чужаком, и, надо сказать, ощущение это было очень неуютным. Но с Манси ни я, ни ее муж сладить не могли. На все упреки и замечания она неизменно отвечала: «Меня это не волнует». И то, что это волновало всех окружающих, в том числе и ее близких, не имело для Манси никакого значения. Тут уж ничего не поделаешь, такая это была женщина.

Однажды Пепито отозвал меня в сторону. У него явно на душе лежал какой-то тяжелый груз, от которого он хотел избавиться. Не нужно было быть телепатом, чтобы определить это но выражению его лица.

«Послушай, Ури, — сказал он. — У меня есть к тебе разговор. Ты ведь знаешь — ходят слухи. Не появляйся больше на людях с моей матерью. Это плохо для всех нас кончится».

В его голосе не было даже намека на угрозу, но тем не менее я воспринял его слова как сигнал тревоги. Пепито объяснил мне, что прекрасно знает, что у нас с Манси просто дружеские отношения, но их семья не могла подставлять свою репутацию под удар, даже вымышленный. У влиятельных людей всегда есть недоброжелатели. Тем более что до президента Портильо уже добрались злые языки, распространяющие повсеместно сплетни о том, что он, как и большинство крупных политических деятелей Латинской Америки, имел любовницу, которую где-то прятал, хотя я не замечал никаких признаков, подтверждающих это. У них с Манси всегда были ровные, нормальные отношения. Быть может, иногда они как-то отдалялись друг от друга, но я всегда относил это к тому, что оба они, особенно президент, очень много работали и смертельно уставали. Часы досуга Лопес Портильо также любил проводить уединенно — в своем кабинете, он много читал, писал историю своей страны, на которую имел собственный взгляд. Мне казалось, что у президента просто не было времени, чтобы ухаживать за какими-то другими женщинами. По отношению ко мне он всегда был предупредителен и дружелюбен и ни разу не сказал ни слова о том, что ему не нравятся наши отношения с Манси или что он против того, чтобы мы вместе проводили время, когда он занят делами.

Должно быть, он все-таки поговорил с Манси. Мы стали гораздо реже бывать на людях, хотя виделись по-прежнему часто.

Как-то в начале 1978 года она попросила меня поехать вместе с ней и ее детьми отдохнуть на курорт Канкун, расположенный на берегу Карибского моря. Это был поистине романтический отдых. Прогулки по побережью при лунном свете я, наверное, никогда не забуду. Хотя даже во время них я знал, что телохранители Манси где-то поблизости. Боюсь, что, где бы и когда бы мы ни были, за нами постоянно шпионили. Не сомневаюсь, что президенту докладывали буквально о каждом шаге, сделанном его женой. Мы стали, как мне казалось, какими-то заложниками в руках сплетников.

10 февраля 1978 года лондонская «Дейли экспресс» опубликовала небольшую заметку под названием «Сгибая правила приличия для Ури». В ней была помещена моя маленькая фотография и три небольших столбика текста без подписи автора. Статья начиналась так:

«Сенсационные известия из Мексики о сгибателе ложек Ури Геллере. Израильская звезда парапсихологии Геллер завязал теплую дружбу с женой президента Лопеса Портильо по имени Кармен. Эта дружба, как считают некоторые обозреватели, может привести к мексиканскому Уотергейту».