— Да, позже, — ответил Андреа. — Позже.

Не обращая внимания на знакомства и приветствия, он чувствовал, как в бесполезном ожидании росла его мука, и бесцельно бродил из зала в зал. Это «может быть» заставляло бояться, что Елена не придет.

«И если она действительно не придет? Когда он увидит ее?» Прошла донна Бьянка Дольчебуоно и, не зная почему, он подошел к ней, наговорил много любезностей, испытывая некоторое облегчение в ее обществе. Ему хотелось бы говорить с ней об Елене, спрашивать ее, успокоиться. Оркестр заиграл довольно нежную мазурку: и флорентийская графиня начала плясать со своим кавалером.

Тогда Андреа направился к группе молодых людей, стоявших у одной из дверей. Тут был и Людовико Барбаризи, и герцог Ди Беффи, и Филиппо дель Галло, к Джино Бомминако. Они следили за пляшущими парами и несколько грубовато язвили. Барбаризи рассказывал, что во время вальса видел обе округлости на груди графини Луколи. Бомминако спросил:

— Как же это?

— Попробуй. Стоит только опустить глаза в корсаж. Уверяю тебя, не раскаешься.

— Обратили внимание на мышки госпожи Хризолорас? Посмотрите!

Герцог Ди Беффи указал на одну из танцующих, над белым, как лунийский мрамор, лбом которой, пылали рыжие пряди волос наподобие жрицы кисти Альмы Тадемы. Ее корсаж был соединен на плечах одною лишь простою лентой, и под мышками виднелись два слишком густых красноватых хохолка.

Бомминако стал рассуждать о своеобразном запахе рыжих женщин.

— Тебе хорошо знаком этот запах, — лукаво заметил Барбаризи.

— Почему же?

— А госпожа Мичильяно…

Молодому человеку явно, было лестно слышать имя одной из его любовниц, он не возражал, но смеялся. Потом обратился к Сперелли:

— Что с тобой сегодня? Тебя искала недавно твоя кузина. Теперь она танцует с моимбратом. Вот она!

— Смотрите! — воскликнул Филипподель Галло, — Альбонико вернулась. Танцует с Джаннетто.

— И Мути вернулась с неделю, — заметил Людовико. — Что за красавица!

— Она здесь?

— Я еще не видел ее.

Сердце у Андреа дрогнуло: он боялся, что у одного из этих ртов вырвется что-либо дурное и про нее. Но внимание друзей было отвлечено появлением принцессы Иссе под руку с датским посланником. Тем ни менее дерзкое любопытство толкало его на продолжение разговора о возлюбленной, чтобы узнать что-нибудь, открыть; но он не посмел. Мазурка кончалась; группа начала расходится. «Она не придет! Она не придет!» Внутреннее беспокойство росло с такой силой, что он думал было оставить залы, так как прикосновение с этой толпой было ему невыносимо.

Обернувшись, у входа со стороны галереи он увидел герцогиню Шерни под руку с французским послом. В одно мгновение он встретил ее взгляд; и в это мгновение глаза их обоих, казалось, слились, проникали, впивались друг в друга. Оба почувствовали, что он ищет ее, а она ищет его; оба почувствовали одновременно, что среди этого шума на душу снизошла безмолвие, что как бы раскрылась некая бездна, куда силою единственной мысли исчез весь окружающий мир.

Она подвигалась по расписанной Караччи галерее, где толпа была меньше, волоча длинный шлейф из белой парчи, тянувшийся за нею по полу, как тяжелая волна. Такая белая и простая, мимоходом, она поворачивалась головой на множество поклонов, принимая усталый вид, Улыбаясь с легким видимым усилием, морщившим углы ее рта, тогда как под бескровным лбом ее глаза казались еще больше. И не только лоб, но и все черты лица приобретали от крайней бледности почти духовную утонченность. Это уже не была женщина, сидевшая за столом У Аталета, или у прилавка на аукционе, или стоявшая одно мгновение на тротуаре Сикстинской улицы. Ее красота имела теперь выражение высшей идеальности, которая еще больше сияла среди остальных дам с их разгоряченными пляской лицами, возбужденных, слишком подвижных, несколько судорожных. При взгляде на нее некоторые мужчины становились задумчивыми. Даже в самых тупых и плоских умах она пробуждала смущение, беспокойство, неопределенный порыв. Чье сердце было свободно, тот с глубоким волнением представлял себе ее любовь у кого была любовница, тот испытывал неясное сожаление в своем неудовлетворенном сердце, мечтая о неведомом опьянении; а кто таил в себе вскрытую другою женщиной рану ревности или измены, тот чувствовал, что мог бы исцелиться.

И она подвигалась так, среди приветствий, под взглядами мужчин. В гонце же галерее присоединилась к группе дам, оживленно размахивая веерами, разговаривавших под картиной Персея и окаменевшего Финея. Здесь была Фепентино, Масса Д'Альбе, маркиза Дадди — Тозинги, Дольчебуоно.

— Что так поздно? — спросила последняя.

— Долго колебалась, ехать ли, потому что чувствую себя не совсем хорошо.

— В самом деле, ты бледна.

— Думаю, что опять появится невралгия лица, как в прошлом году.

— Боже упаси!..

— Посмотри, Елена, на госпожу Буассьер, — сказала Джованнелли Дадди своим странным хриплым голосом. — Разве он не похожа на одетого кардиналом верблюда с желтым париком?

— Молодая Вэнлу теряет сегодня голову из-за твоего брата, — сказала Масса Д'Альбе княгине при виде Софии Вэнлу, проходившей под руку с Людовико Барбаризи. — Недавно я слышала, как она после польки умоляла его подле меня: «Ludovic, ne faites plus ca en dansant; je frissonne toute…» [7]

Дамы хором расхохотались, продолжая размахивать веерами. Из соседних зал доносились первые звуки венгерского вальса. Явились кавалеры. Андреа, наконец, мог предложить руку Елене и увлечь ее с собой.

— Я думал, что умру, ожидая вас! Если бы вы не пришли, Елена, я бы вас искал повсюду. При виде вас я насилу удержался от крика. Всего второй вечер я вижу вас, но мне кажется, что я уже люблю вас, не знаю, с каких пор. Мысль о вас, единственная, беспрерывная, теперь как жизнь моей жизни…