— Охренеть, — проговорил Крамли.

Я добавил:

— «Тихоокеанская железная дорога вела к Маунт-Лоу, Пасадена-Острич-Фарм, Силег-Лайон-Зу, Сан-Гэбриел-Мишен, Монровии, Болдуинз-Ранчо и Виттиеру».

Крамли буркнул что-то себе под нос и замолк, ведя машину.

Приняв это за намек, я спросил:

— Уже приехали?

— Заячья душонка. Открой глаза.

Я открыл глаза.

— Думаю, приехали.

Мы в самом деле приехали. Перед нами стояли развалины железнодорожной станции, за ними — несколько обугленных подпорок сгоревшего павильона.

Я медленно выбрался из машины и остановился рядом с Крамли, обозревая мили земли, ушедшей в плаванье навек.

— Такого и Кортес [9] не наблюдал, — заметил Крамли. — Вид что надо. Удивительно, почему дорогу не восстановили.

— Политика.

— Как всегда. И где мы в таком месте отроем субъекта по имени Раттиган?

— Вот там!

Футах в восьмидесяти от нас, за обширным пространством перечных деревьев виднелся маленький, наполовину вросший в землю домик. Огонь до него не добрался, но краска была размыта и крыша потрепана дождем.

— Там должно быть тело, — сказал Крамли, направляясь туда вместе со мной.

— Тело всегда имеется, иначе зачем идти смотреть?

— Ступай проверь. Я здесь постою, позлюсь на себя за то, что мало взял выпивки.

— Детектив какой-то.

Я не спеша приблизился к домику и изо всех сил стал тянуть дверь. Наконец она взвизгнула и подалась, я испуганно отпрянул и заглянул внутрь.

— Крамли, — позвал я наконец.

— А? — Нас разделяло шестьдесят футов.

— Пойди посмотри.

— Тело? — спросил он.

— Лучше того. — У меня перехватило дыхание.

Мы вступили в лабиринт из газетной бумаги. Да что там лабиринт — катакомбы с узкими проходами меж штабелей старых газет: «Нью-Йорк таймс», «Чикаго трибюн», «Сиэтл ньюс», «Детройт фри пресс». Пять футов слева, шесть справа и промежуток, где маневрируешь, со страхом ожидая обвала, который раздавит тебя насмерть.

— Ни фига себе! — вырвалось у меня.

— Да уж, — проворчал Крамли. — Господи Иисусе, да тут газет, воскресных и ежедневных, наверное, тысяч десять, уложенных слоями — нижние, гляди-ка, желтые, верхние белые. А штабелей не один, не десять и не двадцать — бог мой, целая сотня!

И правда: газетные катакомбы, проглядывавшие сквозь сумерки, плавно поворачивали и исчезали из виду.

Позднее я сравнивал себя с лордом Карнарвоном, открывшим в 1922 году гробницу Тутанхамона. Все эти старинные заголовки, груды некрологов — к чему они вели? Штабеля, еще штабеля, а за ними еще. Мы с Крамли пробирались боком, едва протискивая живот и зад.

— Боже, — прошептал я, — случись настоящее землетрясение…

— Было! — Голос доносился издалека, из глубины газетного туннеля. Мумия. — Газеты тряхнуло! Еще немного, и из меня бы вышла лепешка!

— Кто там? — крикнул я. — Где вы запрятались?

— Знатный лабиринт, а? — веселилась мумия. — Моя работа. Экстренные утренние выпуски, последние вечерние, отчеты о скачках, воскресные комиксы, всего не перечислить! За сорок лет! Музейная библиотека новостей, негодных для печати. Идите дальше! Сверните налево. Я где-то здесь!

— Идите! — тяжело дыша, бросил Крамли. — Да тут негде воздуху глотнуть!

— Правильно, давайте сюда! — звал гнусавый голос. — Почти дошли. Держитесь левой руки. Не вздумайте курить! Отсюда поди выберись при пожаре — настоящая ловушка из заголовков: «Гитлер приходит к власти», «Муссолини бомбит Эфиопию», «Умер Рузвельт», «Черчилль выстраивает железный занавес» — здорово, а?

Завернув за последний угол среди высоких столбов печатной продукции, мы обнаружили в этом лесу поляну.

В дальнем ее конце виднелась походная кровать. То, что на ней лежало, можно было сравнить с длинной вяленой тушей или с встающей из земли мумией. Резкий запах бил в ноздри. Не мертвый, подумал я, и не живой.

Я медленно приблизился к койке, Крамли шел сзади. Стало понятно, что это за запах. Не мертвечины, а грязи, немытого тела.

Груда тряпья зашевелилась. Края древних одеял на ней напоминали следы прибоя на отмели. Меж сморщенных век проглядывал крохотный проблеск.

— Простите, что не встаю. — Сморщенный рот дрогнул. — У хрыча с Хай-Лоу-стрит сорок лет как не стоит. — Едва не захлебнувшись смехом, рот закашлялся. — Нет, нет, я здоров, — прошептал он. Голова упала назад. — Какого дьявола вас так долго не было?