–  Объясни-ка получше.

–  Давай проанализируем факты. Оливас внес запись в журнал, а затем демонстративно швырнул ее мне в лицо. Он знал: если я поверю в ее достоверность, то поверю и в то, что мы с напарником тогда, в девяносто третьем, крупно прокололись. То есть поверю, что из-за нашей оплошности погибли другие люди. На меня ляжет бремя вины за женщин, которых Уэйтс убил позднее. А это привяжет меня к Уэйтсу, так сказать, эмоционально - на уровне ненависти. Да, я тринадцать лет жаждал поймать человека, убившего Мари Жесто. Но если с тех пор к ней добавились и другие жертвы и вина за их смерть тоже ложится на меня, то это резко обостряет дело. И уж когда я сойдусь с этим отморозком лицом к лицу, мои чувства, мои нервы должны быть как оголенные провода. Этот-то накал эмоций и должен был отвлечь меня.

–  От чего?

–  Оттого факта, что Уэйтс не убивал Мари Жесто. Да, он признался в ее убийстве, но он ее не убивал. Он заключил некую сделку с Оливасом, а может, также и с прокурором, что возьмет вину за это преступление на себя, ведь ему все равно светил максимум за остальное. Я был так ослеплен своей ненавистью, что больше уже ничего не видел. Перестал обращать внимание на детали, Рейчел. Единственное, чего мне хотелось во время допроса, - перемахнуть через стол и придушить подонка.

–  Ты кое о чем забываешь.

–  О чем?

Она наклонилась к нему через стол:

–  Как ни крути, Уэйтс все-таки привел вас к ее трупу. Если он не убивал, то откуда мог знать, куда идти? Как ему удалось найти то место в лесу?

Босх кивнул. Хороший аргумент.

–  Это было легко устроить. Его могли натаскать прямо в тюремной камере - тот же Оливас. Это мог быть трюк в духе Гензеля и Гретель [Герои сказки братьев Гримм; чтобы не заблудиться в лесу, метили дорогу камешками]: когда путь помечается с таким расчетом, что только один Уэйтс может заметить ориентиры. Я сейчас еду опять в Бичвуд-Каньон. Уверен, что на сей раз когда буду специально искать эти маячки, то найду их там.

Он протянул руку и заменил пустую тарелку Рейчел на свою, нетронутую. Она не возражала.

–  То есть весь этот следственный эксперимент был подставой, чтобы убедить тебя, - медленно проговорила она.
– Что Уэйтса напичкали ключевой информацией об убийстве Жесто и он механически выплюнул ее обратно в своих показаниях, а потом, как Красная Шапочка, бодро повел вас через лес к нужному месту?

–  Да, понимаю: когда отожмешь воду, то образовавшийся сухой остаток действительно кажется немного неправдоподобным, но…

–  Более чем немного.

–  А конкретно?

Официант принес меню десерта, но Босх и Рейчел заказали только кофе.

–  Почему именно теперь?
– наконец спросила она.

Босх покачал головой:

–  Не знаю.

–  Когда в последний раз ты изымал дело из архива и активно над ним работал?

–  Месяцев пять назад. Та последняя видеопленка, что я тебе показывал, - это и был последний раз, когда я к нему возвращался.

–  Что ты делал помимо того, что вызывал Гарланда на допрос?

–  Все. Я разговаривал со всеми, кто мог что-либо сказать. Вновь стучался во все двери. Гарланда я вызвал в самую последнюю очередь.

–  Ты думаешь, Гарланд подкупил Оливаса?

–  Чтобы Оливас, а может, и О'Ши заключили подобную сделку, их должен был подкупить человек с большими возможностями. Тот, у кого много денег и власти. У Гарландов есть то и другое.

Официант принес кофе и счет. Босх достал и положил поверх него кредитку, но официант уже ушел.

–  Ты не хочешь поделить расходы?
– спросила Рейчел.
– Ты ведь даже не ел.

–  Все в порядке. Уже одно то, что я услышал твое мнение, того стоило.

–  Держу пари, ты говоришь это всем своим девушкам.

–  Лишь тем, которые служат федеральными агентами.

Она покачала головой. Босх увидел, как тень сомнения промелькнула по лицу.

–  Что?

–  Если взглянуть на это с точки зрения Уэйтса…

–  И?..

–  Слишком уж дальний прицел, Гарри. Задним числом берутся факты и выстраиваются в соответствии с какой-то надуманной гипотезой. Мэрилин Монро не умерла от передозировки, ее сгубили братья Кеннеди при поддержке толпы. Это называется теория заговора.

–  Так что там насчет точки зрения Уэйтса?

–  Зачем ему это нужно? Признаваться в убийстве, которого не совершал?

–  Очень просто, Рейчел. Он пошел на это, поскольку ему было нечего терять. Он уже и так погорел, будучи Мусорщиком из Эхо-парка. Дойди дело до судебного процесса, он, бесспорно, схлопотал бы себе порцию божественного эликсира - как сказал ему вчера Оливас. Так что его единственным шансом выжить было сознаться в своих преступлениях. И если, например, следователь или прокурор хотели повесить на него лишнее убийство, в дополнение к прочим, то что мог ответить Уэйтс? «Ни за что и никогда!»? Ты хоть сама себя не обманывай. У них был отличный рычаг давления на преступника, и если они давали команду «Фас!», ему оставалось лишь кивнуть и спросить: «Кого?» И еще кое-что, - продолжил Босх.
– Уэйтс знал, что будет следственный эксперимент, выезд на местность, и это давало ему надежду. Он понимал, что может попытать счастья, получить шанс на побег. Когда ему сказали, что он поведет следственную группу через лес, этот шанс вырос, и его желание сотрудничать, видимо, тоже возросло. Вероятно, что для Уэйтса вся мотивация вообще состояла в возможности выбраться за стены тюрьмы.