— Вот как? — удивленно вскинул брови Артур Христианович. — И что же это за организация, каково ее политическое кредо?

Видимо, признание нелегко давалось сидящему перед Артузовым военному.

— Организация офицерская… — с усилием выдавил он наконец, — действует в нашей артиллерийской и других школах… Совесть не позволяет мне молчать. Я не раз слушал Ленина и во многом с ним солидарен…

Артузов усмехнулся по поводу такой искренней политической наивности, заметил мягко:

— Раз вы с Лениным солидарны, значит, и с нами должны быть солидарны. ВЧК-то создан Лениным и является орудием диктатуры пролетариата. И вы должны нам помочь ликвидировать эту организацию, раз она выступает против Советской власти. Кто ее возглавляет?

Доктор замялся:

— Я пришел к вам, как на исповедь, а вы толкаете меня на это самое… на фискальство.

Артузов понимал собеседника: подобные взгляды были типичны для определенной части интеллигентов в то тревожное время, и, конечно, столкнуть с них доктора будет нелегко. Утешало одно: он, Артузов, имеет дело с безусловно честным человеком, хотя и склонным к идейным шатаниям и разделяющим предрассудки своего окружения, но искренне симпатизирующим Советской власти. В конце концов, сообщение об организации в артиллерийской школе — уже конкретный факт, опираясь на который можно работать.

— Так я пойду, — неожиданно заторопился доктор.

Артузову необходимо было задержать его хотя бы на несколько минут. Может, он еще скажет что-нибудь важное?

— Вы же хотели встретиться с товарищем Дзержинским?

— Я предвижу, что он мне посоветует. Я так и поступлю, выйду из организации.

«Господи, — подумал Артузов, — святая простота! Он полагает, что его благородные коллеги-офицеры так и позволят ему добровольно уйти от них. Его же убьют!»

— В таком случае я вас не задерживаю и лишь хочу от имени ВЧК поблагодарить за то, что вы пришли к нам. Ваш приход я рассматриваю как доверие к ВЧК со стороны интеллигентного человека. И еще вот что… От себя лично позволю дать совет: не стоит рассказывать сослуживцам о визите к нам и распространяться о своем выходе из организации.

В глазах доктора мелькнула растерянность, похоже, он понял обоснованность предупреждения. Артузов не был назойлив. Уговаривать доктора не стал, понимая, что тот больше ничего не расскажет. И все же Артур Христианович надеялся, что разбуженная совесть доктора, возникший в душе внутренний конфликт заставят его сделать последующий, более решительный шаг к установлению истины. А пока спасибо ему и за то, что сообщил о конкретной контрреволюционной организации.

Доктор какое-то время нерешительно топтался на месте, потом надел фуражку и было собрался выйти из кабинета. Но не вышел, остановился в задумчивости. «Терзается, — подумал Артузов, — что-то еще хочет сказать».

— Я вам все-таки советую встретиться с товарищем Дзержинским, — сказал он, рассчитывая, что с председателем ВЧК посетитель будет говорить более откровенно.

Феликс Эдмундович принял доктора. В его кабинете военврач действительно разговорился, ругал некую личность:

— Играет в будущего диктатора Москвы, белая кость!

…Вроде бы невзначай и вне связи с контрреволюционной организацией военврач упомянул фамилии начальников двух окружных военных школ: артиллерийской — Миллера и «Маскировки» — Сучкова. Дзержинский сделал вид, что он так и не понял, проговорился доктор случайно или назвал фамилии намеренно, но в такой форме, чтобы не выглядеть перед ним доносчиком.

Дзержинский перевел разговор на какие-то пустяки, но при этом дал понять посетителю, что ценит его искренность и деликатность.

Доктор ушел удовлетворенный и обещал, что он еще как-нибудь зайдет, если это принесет пользу Советской власти.

В руках чекистов оказались уже вполне реальные данные: Миллер и Сучков. Начинать надо с Миллера. Как-никак в распоряжении начальника артиллерийской школы были не маскировочные средства, пускай и с многочисленной обслугой, а самые настоящие орудия с основательным запасом снарядов.

Не теряя времени, чекисты установили наблюдение за предателем. Они узнали, в частности, что недавно Миллер просил заместителя председателя Реввоенсовета республики Склянского выделить для школы еще одну батарею скорострельных орудий, а ему лично — мотоцикл с коляской. РВС его просьбу пока не рассматривал. Узнав об этом, Дзержинский подумал: «А что, если дать ему этот мотоцикл, разумеется с нашим водителем в придачу?»

Связались со Склянским, и тот отдал необходимое распоряжение. Вскоре перед начальником артиллерийской школы предстал красноармеец, облаченный в кожаные галифе, куртку и шлем с огромными очками. Такими же были и сверкающие, словно начищенные ваксой, перчатки с раструбами. Все это хромовое великолепие странно контрастировало с простецким, явно рязанского происхождения обликом водителя.

— По распоряжению Реввоенсовета красноармеец Кудеяр прибыл в ваше распоряжение! — отрапортовал он Миллеру.

Настоящая фамилия Кудеяра была Горячев, а должность — оперработник ВЧК.

Артузов уже знал, что Миллер — человек не очень большого ума, но непомерного честолюбия. Персональный мотоцикл — тогда большая редкость — для такого, как Миллер, — прежде всего дело престижа. А когда речь идет о личном престиже, тут уж не до бдительности. Все было настолько естественно, что не вызвало никаких подозрений у Миллера.