Шрифт:
— Одолжи его — напрокат, можешь? — как-то раз откровенно бросила Юлия Карнат прямо в присутствии Гранта, который прекрасно знал, что Джастин сам пытается ухаживать за нею. В тот момент ази хотелось провалиться сквозь землю. Однако вместо этого он просто побледнел и выпрямился, а позднее — смолчал, когда обиженный брат сообщил, что Юлия так и не ответила ему взаимностью.
— Ты привлекательнее, — сетовал Джастин. — Черт побери, Ари постаралась на славу — наградила тебя совершенством. Так что какие уж у меня шансы?
— А я предпочел бы быть тобой, — бросил вдруг Грант, неожиданно для себя осознавая, что сказал правду. И заплакал — второй раз за сознательную жизнь и без видимой причины, разве что Джастин невзначай задел его самый больной нерв. Или программную структуру.
Ибо он состоял из того и другого одновременно.
После этого он сомневался относительно своего устройства, пока Джордан не позволил ему взглянуть на структуры его собственной обучающей ленты — тогда Гранту исполнилось шестнадцать и он начал изучать продвинутый курс моделирования. Правда, до тех пор он сам сумел разгадать многие структуры собственной обучающей ленты. Джордан лишь подтвердил его догадки, раскрыв соответствующую книгу со схемами. До сих пор Грант не сумел обнаружить в своей структуре ни одной линии, которой объяснялась бы боязнь интимных отношений.
Но альфа непрерывно меняли собственное строение. То был постоянный процесс, очень напоминавший балансирование на краю пропасти. Только в качестве пропасти в данном случае выступал хаос. Ни одна черта не могла возобладать — все строилось на взаимном противовесе.
В противном случае мир грозил кануть в пучину хаоса.
Жизнь прекратилась бы.
Ази, сумевший стать собственным наставником, буквально напрашивался на неприятности. Ведь ази — существо невероятно хрупкое. И Грант не смог бы совладать с ситуацией, которая грозила ему бедой. Вокруг велась игра более масштабная, чем юноша-ази мог понять.
«Черт побери, Джастин!» — мысленно выругался он.
Беглец вытер глаза левой рукой, не снимая правую со штурвала, одновременно пытаясь смотреть вперед. Время от времени Грант повторял себе, что ведет себя как последний дурак.
Как урожденный человек. Как все они…
«Предполагается, что я намного умнее, — размышлял беглый ази. — От меня ожидают сногсшибательной гениальности. Правда, обучающие ленты отчего-то не работают, как задумывалось, и я не таков, каким они меня задумывали.
Возможно, я просто не использую свои задатки.
Так почему же я не повысил голос? Почему не схватил Джастина за шиворот и не отволок к папаше, пусть даже мне пришлось бы ударить его?
Потому что я ази. Да, черт возьми, именно потому. Потому что я становлюсь размазней, едва они начинают вести себя, как… Я просто перестаю рассуждать. Проклятие, проклятие, проклятие! Мне следовало остановить его, втащить в лодку, увезти к Кругерсам, спасти, и тогда он сумел бы защитить нас обоих; и Джордан мог бы со спокойной душой предпринять что-нибудь. О чем он думал?
О том, что это мне не под силу?
Проклятие, в том-то и заключается моя беда: я не могу вести себя уверенно, вечно сомневаюсь перед тем, как сделать что-нибудь, и в конце концов оставляю все как есть. Я просто выполняю приказы…
… Потому что проклятые обучающие ленты вцепились в меня мертвой хваткой. Они никогда не приказывали мне колебаться, они просто заставляют меня действовать подобным образом, потому что обучающие ленты уверены, чертовски уверены в себе, и ничто в этом мире не…
Потому-то мы никогда не принимаем собственные решения. Мы познали нечто не подлежащее сомнению — то, что неизвестно урожденным людям. Именно в этом наша беда…»
Лодка вновь ударилась о какое-то препятствие, и корма заходила ходуном. Чтобы удержать равновесие, Грант на мгновение выпустил руль, а потом, судорожно схватив его снова, обливаясь потом, лег на прежний курс.
В самом деле, он ведет себя как дурак. Неожиданно суть этой догадки стала ясна Гранту — так ясна, что он едва не наскочил на мель и не пропорол днище лодки. Нечто подобное случалось с урожденными людьми, обязательно подметил бы Джастин — случилось бы с кем угодно; именно в этом и заключался смысл сущего — вторая грандиозная истина за шестьдесят секунд. Ум Гранта работал исключительно четко, подстегнутый страхом, функционировал сверхбыстро, ибо в какой-то момент юноша неожиданно подумал, что подобные мысли могут приходить в голову только урожденному человеку и возможность свалять дурака как бы венчала весь процесс понимания: нужно просто загнать поглубже сомнения и двигаться вперед, как учил Джордан. Сомнения — не обучающая лента, поговаривал отец. И не жизнь. Вселенная не погибнет, если вдруг сделаешь что-то не то. Не погибнет, даже если ты вдруг свернешь себе шею. Рухнет только твоя крохотная Вселенная, понимаешь?
«Я думаю так», — говорил он. Но это оказалось ложью. Как выяснилось только что, когда жизнь все расставила по местам. «Я свободен, — подумал Грант. — Здесь или у Кругерсов — я свободен, впервые в жизни мое положение зависит только от меня». Мысленно выдержав паузу, беглец признался себе: «Правда, не уверен, что мне это нравится».
«Идиот, очнись! Оглянись вокруг. Боже, неужто самолет опять возвращается?»
Неожиданно сзади вспыхнул яркий свет.
«Лодка. Боже, сзади лодка!»