— Черт с ними — пусть слушают. Плевал я. А ребенка жалко — она ведь не просила их обо всем этом…

— Как и ази, — бросил вдруг Грант. На его лбу прорезалась глубокая складка, когда он добавил: — Никто не просит их об этом.

— Вот именно — никто, — согласился Уоррик-младший, на которого гнетуще действовала уже вся обстановка. Юноша не знал, что ожидает их в будущем, и неизвестность давила больше всего. Ресион менялся на глазах, повсюду мелькали незнакомые лица, вводились дополнительные рабочие смены, а ази тревожились по поводу недавнего приказа, предписывавшего им пройти омоложение. Чувство было двойственное: с одной стороны, ази с удовлетворением отмечали, что сумели доказать начальству свою полезность, с другой — переживали, поскольку без конца прокатывались волны новых назначений, переводов, начался приток незнакомых сотрудников. Тревога не считалась вредоносной, скорее, корректнее было говорить о присущем любой перемене волнении, какого ази еще не приходилось испытывать: очереди на прием у Старших оказались расписаны на много недель вперед, так что сами Старшие застонали от подобной перегрузки, умоляя о послаблениях, которые, однако, не предусматривались.

Все это время в жилом корпусе первого отдела находилась под замком, точно склеп, одна из квартир. Здесь не убирали, ничего не трогали — сюда вообще не заглядывали.

Дом ждал новую квартирантку.

— Не думаю, что они добьются успеха — выйдет так же, как с Бок, — рассудил в конце концов Джастин. — Я больше чем уверен. Тоже мне: нашли главное действующее лицо — Джейн Штрассен! Вся эта эндо… — Уоррик-младший умолк, ибо не относился к числу людей, способных в изрядном подпитии четко произнести слово «эндокринология». — Словом, чертова химия… С машинами все получается отменно, но природе, как говорится, не прикажешь. В теории все гладко. Но в конце концов девчонку просто доведут до сумасшествия, хуже, чем Бок. Им повезло бы больше, начни они с самого начала практиковать с нею погружение. Фактор творчества — сущая чушь. Пусть попробуют воспитать девчонку так, чтобы она полюбила работу Ари. Останется только добавить сопереживания при погружении, и готово дело! Весь проект, доложу тебе, просто сплошное безумие. Им нужен не талант Ари, не смышленый красивый ребенок, а сама Арии. Им не терпится вернуть власть, личность. Все просто: свора омоложенных стариков, стоящих одною ногой в могиле, пытается отсрочить кончину, ради чего готова истратить все деньги Ресиона. Настоящее бедствие. Речь идет о жизни многих людей, а наверху и в ус не дуют. А ребенка мне жаль, в самом деле жаль.

Грант смотрел на Джастина тяжелым долгим взглядом, а потом вдруг произнес:

— Думаю, что с творчеством и самой программой не все так просто…

— Черт побери, — пробормотал Джастин, сообразив, что иногда бездумно наступает брату на больную мозоль. Так уж получалось, что Уоррик-младший, открывая рот, напрочь забывал о ранимости Гранта. Джастин даже возненавидел себя за несдержанность. — Все это сплошная глупость. Не хочу верить, что именно тебе принадлежит решающее слово по проекту, над которым целый месяц трудилась дюжина старших программистов.

— Я не об этом. Я ази. Иногда я получаю преимущество перед прочими — я в состоянии видеть проблему в плоскости, недоступной для остальных. Франк тоже ази, но он не такой, как я. Я могу держаться слегка заносчиво. Я имею на это право. Но всякий раз при споре с Янни я чувствую себя не в своей тарелке.

— С Янни всякий чувствует себя не в своей тарелке.

— Слушай дальше. Не уверен, что ты способен испытывать те же эмоции. Я — могу. Но я досконально знаю, что заставляет меня вздрагивать при виде той книжки из спальни и какое влияние эта квартира оказывает на тебя. А теперь подумай, что они замыслили сделать с Арии. Дабы сохранить все, так или иначе имеющее отношение к ней, начальству пришлось отгрохать целое подземелье под холмом.

— То есть они знают все. Знают, к примеру, что в день, когда началась война, она ела на обед рыбу и что месячные у нее длятся два дня. Но, Грант, это ведь хлам, обычная рухлядь, которую они вознамерились хранить в тоннеле. — Умолкнув, Джастин вдруг подумал, что среди хлама находятся и «те» пленки, и они будут храниться до скончания веков. Таким образом, даже далекие потомки обо всем узнают. — А с Янни ты на ножах оттого, что он заводится с пол-оборота. Такой уж у него ангельский характер, да и потеря должности на Фаргоне не сделала его добрее.

— Нет, ты меня не слушаешь. Есть разница; Джастин, пойми, что мир для меня слишком сложен. Это единственный способ все объяснить. Я различаю макроструктуры куда лучше тебя, сосредоточиваю внимание на тонких материях. Но в психошаблонах ази есть нечто еще, неспособное справляться с первыми попавшимися макроструктурами. Джастин, а их там целый тоннель. Достаточно сохранить ее психошаблон, остальное — проще простого.

— Психошаблон, черт побери! Да ведь в нем заложены все ее поступки. Он помнит всех, кому Ари причиняла боль, а ей ведь стукнуло сто двадцать годков. Хочешь отправиться в Новгород и подкупить там советников — милости просим, и тогда тоннель наполнится быстро и до отказа.

— Я не могу. Не могу смотреть назад — именно так я себя теперь чувствую.

— Ты всю жизнь провел в этих стенах — можно было кое-чему научиться.

— Нет, тем же самым вещам научиться невозможно. Вот что я пытаюсь тебе внушить. Я мог бы изучить все, что знала Ари. Но я все еще слишком напряжен…

— Ничего подобного! Кто обнаружил конфликт среди семьдесят восьмых? Не я, заметь.

Грант пожал плечами:

— Но только потому, что вы, люди, в основном ошибаетесь, рационализируя противоречия. А я ни за что не пропущу такой ошибки.

— Ты без труда определяешь, что у меня на уме.

— Не всегда. Я не знаю, что с тобою вытворяла Ари. Знаю только, что случилось. Знаю также, что не испытал бы подобных последствий, — отозвался ази, мысленно отмечая, что выпала редкая возможность расставить все по местам. — Она могла переструктуризировать меня. На это она была мастерица. Правда, с тобой такой номер не прошел бы.

— Она успела чертовски много, — выдавил Джастин, и слова отозвались саднящей болью в груди. В особенности больно было признаваться в этом сегодня. А потому хотелось как можно скорее замять разговор на щекотливую тему.