– Что там? – глухо спросил лекарь Гордия.

– Сбежал…

– Куда?

– Пещера… Не найти… В ней лабиринт, уходящий в глубь горы.

– Пошлем гонца, он приведет стражников. Выкурим, как лисий выводок из норы.

– Не получится. Я наслышан про эту пещеру. У нее есть несколько выходов.

– Эх, – Паппий со злостью швырнул пучок на землю. – Кто бы это мог быть? И сколько их?

– Он был один. Ждал нас… – Гордий понизил голос до шепота, чтобы не услышал Митридат. – И долго. В пещере ложе из веток и травы, срезанной дней пять назад. Куча обглоданных костей, в очаге много золы…

– Понятно, в кого он целил… – сквозь зубы процедил Паппий, бледнея от гнева. – Но откуда он знал, что мы будем возвращаться в Синопу именно этим путем?

Перс-конюший, расслышав последние слова лекаря, поторопился отвернуться к лошадям. На его смуглом лице появилось выражение досады…

Спустя десять дней после этого случая в доме Иорама бен Шамаха собрались его старые друзья: стратег Алким, опальный гиппарх Асклепиодор и синопский купец Менофил, круглолицый, рослый мужчина пятидесяти лет с плешивой головой в венчике седеющих кудрей.

– …Надо мной смеется вся Синопа, – обычно уравновешенный Алким кипел гневом. – Эти жирные придворные бараны, завитые на персидский манер, сплетничают и разносят гнусные слухи обо мне, словно рабы-уборщики общественных сортиров.

– Советую тебе сменить палудамент на мотыгу, – насмешливо посмотрел на него Асклепиодор. – Как я. Больше проку. Царица Лаодика теперь удостаивает почестей за иные заслуги.

– Усмирять бунтовщиков – дело начальника стражи. Я воин, а не палач! Катойки бросили свои селения и ушли в горы, где получили поддержку диких гептакометов. Царица требует, чтобы я принудил катойков к повиновению. Уничтожил, наконец. С кем?! Сотня гоплитов личной охраны – вот все мое войско. На кардаков надежды никакой – их больше интересует добыча. Сброд грабителей.

– Други мои, забудем сегодня все наши личные печали и невзгоды, – Иорам бен Шамах сидел, сгорбившись, как столетний старец, и говорил тихо, через силу, словно был поражен смертельным недугом. – Ты, Алким, славный полководец, и труды твои ратные неоднократно отмечены царем Понта и народом. Два раза золотой венок триумфатора возлагали на твое чело, беломраморная стелла в твою честь водружена перед храмом Зевса Поарина. Я уже не говорю об Асклепиодоре, удостоенном почетного звания «друг царя» при Митридате Евергете. Все ваши нынешние беды – временные, ибо лай голодных шакалов не может остановить льва, скрадывающего осторожную, но глупую лань…

Гости иудея многозначительно переглянулись – лекарь витийствовал не хуже иного признанного оратора, и каждое его слово было наполнено глубоким смыслом.

– Я просил вас собраться здесь по делу, не терпящему отлагательства; от его благоприятного исхода зависит судьба Понтийского государства.

– Иорам, мое ли призвание участвовать в заговорах?! – Менофил забеспокоился. – Ты хочешь, чтобы я на старости лет стал изгоем, нищим изгнанником, за которым будут охотиться, как за беглым рабом? Или сгнил в эргастуле?

– Менофил, ты никогда не был трусом, – иудей мягко положил узкую ладонь на колено купца. – Мне это известно лучше, чем кому-либо. Просто сейчас в тебе говорит голос сытости, извечной болезни людей богатых и преклонного возраста. Но утешься и успокойся – в моем доме ни о каких заговорах не может быть и речи.

– Прости, Иорам… – Менофил покраснел от досады – он никак не мог догадаться, куда клонит осторожный и хитрый иудей. – Прости, по-моему, я бегу впереди лошади, запряженной в колесницу.

– Речь идет о спасении главной ценности Понта – жизни будущего царя, – Иорам бен Шамах выпрямился, посуровел. – Убийцы уже стали на след Митридата и идут по нему, как гончие псы. Остановить свору не в наших силах. Задержать – тоже. Они почуяли запах крови.

– Филоромеи [158] … – Алким с ненавистью сжал рукоять меча. – Они не только лижут пятки римлянам, но и готовы бросить царский пурпур под калиги восточных легионов Рима.

– Ты не преувеличиваешь, Иорам? – недоверчиво спросил купец.

– Если бы… – лекарь тяжело вздохнул. – Два дня назад кто-то опять подсыпал яд в любимый Митридатом малиновый напиток. На этот раз Паппий был настороже… Но кто может поручиться, что боги не устанут охранять от гибели юного царевича?

– Митридата следует отправить на Боспор [159] , к царю Перисаду. Там он будет в полной безопасности, – наконец заговорил и Асклепиодор.

– Поздно. Теперь, по приказу нового наварха, ни одно судно не выйдет в море без досмотра.