Во-первых, задача профсоюзов — влиять при помощи своей организации на положение рынка рабочей силы; но благодаря процессу пролетаризации средних слоев, которые постоянно доставляют на рынок труда новый товар, эта организация постоянно терпит поражение. Во-вторых, профсоюзы ставят себе целью улучшить положение рабочего класса, увеличить его долю общественного богатства. Но эта доля в силу увеличивающейся производительности труда постоянно понижается с неизбежностью закона природы. Чтобы убедиться в этом, вовсе не нужно быть марксистом, достаточно лишь хоть раз подержать в руках сочинение Родбертуса «К освещению социального вопроса».

Итак, профсоюзная борьба в двух своих главных экономических функциях превращается из-за объективных условий капиталистического хозяйства в своего рода сизифов труд. Конечно, этот сизифов труд необходим, чтобы рабочий вообще добился установления заработной платы, соответствующей данному положению рынка, осуществлялся капиталистический закон заработной платы, было парализовано или, вернее, ослаблено влияние тенденции замедления экономического развития. Но превращение профсоюзов в средство постепенного понижения прибыли ради повышения заработной платы должно иметь в качестве социальной предпосылки прежде всего прекращение пролетаризации средних слоев, увеличения численности рабочего класса, а также роста производительности труда, т. е. в обоих случаях предполагает (как и при осуществлении потребительского кооперативного хозяйствования) обратное возвращение к условиям, предшествовавшим крупнокапиталистическому хозяйству.

Таким образом, оба бернштейновские средства социалистической реформы — союзы товариществ и профсоюзные организации — оказываются совершенно неспособными преобразовать капиталистический способ производства. В сущности, Бернштейн сам смутно сознает это, рассматривая их только как средство урвать сколько-нибудь из капиталистической прибыли и обогатить таким способом рабочий класс. Но в таком случае он сам отказывается от борьбы с капиталистическим способом производства и направляет социал-демократическое движение против капиталистического распределения. Бернштейн не раз формулирует свой социализм как стремление к «справедливому», к «более справедливому» (с. 51) и даже к «еще более справедливому» [15] распределению.

Конечно, первым толчком к участию в социал-демократическом движении, по крайней мере у народных масс, служит «несправедливое» распределение, господствующее при капиталистическом строе. Борясь за обобществление всего хозяйства в целом, социал-демократия борется вместе с тем, понятно, и за «справедливое» распределение общественного богатства. Но благодаря открытию Маркса, что данное распределение есть только естественное следствие данного способа производства, борьба ее направлена не против распределения в рамках капиталистического производства, а на уничтожение самого товарного производства. Одним словом, социал-демократия стремится осуществить социалистическое распределение путем устранения капиталистического способа производства, тогда как Бернштейн стремится к совершенно обратному: он хочет устранить капиталистическое распределение, надеясь таким путем постепенно осуществить социалистический способ производства.

Но чем обосновать в данном случае социалистическую реформу Бернштейна? Определенными тенденциями капиталистического производства? Отнюдь нет. Во-первых, он сам отрицает эти тенденции, а во-вторых, желаемое преобразование производства представляется ему, согласно вышеизложенному, не причиной, а следствием распределения. Следовательно, обоснование его социализма не может быть экономическим. Принимая средства социализма за его цель и наоборот, а вместе с тем перевернув вверх дном и все экономические отношения, он не может дать своей программе материалистического обоснования, а вынужден прибегнуть к идеалистическому.

«К чему выводить социализм из экономической необходимости?» — слышим мы его вопрос. «К чему принижать ум, правосознание и волю человека?» [16] Следовательно, бернштейновское более справедливое распределение должно быть осуществлено в силу свободной, не зависящей от экономической необходимости воли человека или, точнее, поскольку сама воля является только орудием, — в силу сознания справедливости, в силу идеи справедливости.

Итак, мы преблагополучно пришли к принципу справедливости — этому старому заезженному скакуну, которым пользовались в течение целых тысячелетий — за недостатком других, более надежных исторических средств передвижения — все усовершенствователи мира. Мы пришли к тому тощему Россинанту, на котором все Дон-Кихоты, известные истории, выезжали на поиск великих мировых реформ, чтобы в конце концов вернуться домой лишь с подбитым глазом.

Отношение между бедным и богатым, как общественная основа социализма, «принцип» товарищества, как его содержание, «более справедливое» распределение, как его цель и, наконец, идея справедливости, как его единственное историческое оправдание, — насколько, однако, больше силы, духовной красоты и блеска проявил более 50 лет тому назад Вейтлинг, выступая представителем такого социализма! И притом этому гениальному портному еще не был известен научный социализм. Но если теперь, спустя полстолетия, вся его теория, распотрошенная Марксом и Энгельсом, снова сшивается и преподносится в качестве последнего слова науки пролетариату, то и для этого, конечно, нужен портной, но вовсе не гениальный.

Как профсоюзы и кооперативы являются экономической опорой для теории ревизионизма, так постоянно усиливающееся развитие демократии является ее важнейшей политической предпосылкой. Все реакционные вылазки настоящего времени для ревизионизма только «судороги», по его мнению, случайные и преходящие, которые не следует принимать в расчет при установлении общего направления борьбы рабочего класса.

Бернштейн, к примеру, рассматривает демократию как необходимую ступень в развитии современного общества; даже больше, для него совершенно так же, как для буржуазного теоретика либерализма, демократия — великий основной закон общественного развития вообще и осуществлению этого закона должны служить все активные силы политической жизни. Но высказанный в такой абсолютной форме, этот взгляд в корне ошибочен и представляет собою не что иное, как поверхностное мелкобуржуазное возведение в шаблон результатов очень маленького кончика буржуазного развития за последние 25–30 лет. Знакомясь пристальнее с развитием демократии в истории и с политической историей капитализма, приходишь к совершенно другому выводу.