— Как может быть, чтобы вы столько потратили… ведь вы же быстро играете, — проговорил Отакэ Седьмой дан.

— Мэйдзин повернулся к девушке.

— Боси?

— Шестнадцать минут, — ответила девушка.

— Цукэ-атари?

— Двадцать минут.

— А соединение? — вмешался Седьмой дан, — соединение заняло больше всего времени.

— Это 58 ход белых? — девушка заглянула в протокол и ответила:

— Тридцать пять минут.

Но Мэйдзин всё ещё не верил. Он взял у девушки протокол и сам изучил его.

Стояло лето. Большой любитель ванны, он всегда после игры старался первым попасть в ванную комнату, но в тот день почти одновременно со мной быстрым шагом туда вошел Отакэ Седьмой дан.

— Сегодня вы вроде неплохо продвинулись, — заметил я.

— Сэнсэй быстро играет, да и ходы у него хорошие. Кому дано — тому прибавится. По всему видать, игра закончена, — и Седьмой дан зло усмехнулся.

Но он и не думал сдаваться. С игроками за пределами игровой комнаты Отакэ Седьмой дан встречаться не любил. В те дни у него был такой вид, будто он принял какое-то важное решение. Может быть, про себя он уже рассчитал свою жестокую атаку.

— Мэйдзин быстро играет? — удивился судья Онода Шестой дан.

— С такой скоростью можно играть на квалификационных турнирах в Ассоциации — вполне уложились бы в 11 часов. Впрочем, трудновато, — сказал Отакэ, — А это боси? Такой ход быстро не сделаешь…

Расход времени при четвертом доигрывании был таким: белые потратили 4 часа 38 минут, черные — 6 часов 52 минуты, а после пятого доигрывания, 21 июля, у белых было потрачено 5 часов 57 минут, у чёрных — 10 часов 28 минут. Разница в расходе времени все увеличивалась.

Затем, 31 июля, после шестого доигрывания расход времени у белых составил 8 часов 32 минуты, а у чёрных — 12 часов 43 минуты. После седьмого доигрывания 5 августа белые имели 10 часов 31 минуту, чёрные — 15 часов 45 минут.

Однако после десятого доигрывания 14 августа разрыв сократился: расход времени у белых достиг 14 часов 58 минут, у чёрных — 17 часов 47 минут. В тот день при откладывании Мэйдзин записал свой сотый ход и сразу после этого его положили в больницу Святого Луки. При доигрывании 5 августа, когда Мэйдзин обдумывал свой 90 ход, он вдруг почувствовал боли и, превозмогая их, потратил на этот ход 2 часа 7 минут.

Наконец, когда 4 декабря партия была завершена, разница в расходе времени между партнерами оказалась на удивление большой:

Мэйдзин Сюсаи потратил на игру 19 часов 57 минут, Отакэ Седьмой дан — 34 часа 19 минут.

19 часов 57 минут — это почти в два раза больше времени, которое отводится обычно на одну партию. А ведь Мэйдзин не использовал и половины своего запаса времени. У Отакэ Седьмого дана после затраченных 34 часов 19 минут оставалось в запасе ещё около 6 часов.

В этой партии роковым оказался 130 ход Мэйдзина. Именно он привёл его к поражению. Если бы не этот ход, то игра шла бы на равных или с минимальным перевесом одного из противников. Однако при этом Седьмой дан оказался бы в трудном положении и, наверное, израсходовал бы свой сорокачасовой лимит полностью. После злополучного 130 хода перед чёрными забрезжила надежда.

И Мэйдзин, и Отакэ Седьмой дан принадлежали к породе упрямых и терпеливых тугодумов. Хладнокровие, с которым Седьмой дан расходовал отпущенное ему время, а потом за какую-нибудь минуту делал сотню ходов, могло испугать любого противника. Однако, Мэйдзин не привык к ограничениям, которые накладывает контроль времени, и потому наверное, не владел искусными приёмами его использования. Может быть, сорокачасовой лимит ввели специально для того, чтобы последнюю в жизни официальную партию он мог играть без оглрдки на время.

И раньше в официальных играх с участием Мэйдзина лимит времени бывал чересчур велик. Во встрече с Кариганэ Седьмым даном в пятнадцатом году эпохи Тайсё (1926 год) каждому из игроков было отведено по шестнадцать часов. И Кариганэ проиграл, просрочив время. Впрочем, и без этого Мэйдзин всё равно выиграл бы пять — шесть очков. Игра ещё не была окончена, а уже поговаривали, что Кариганэ пора сдаваться. Во время матча с Ву Циньюанем, мастером пятого дана, каждый из партнеров имел по двадцать четыре часа.

Однако сорок часов, отведенные каждому из партнеров в Прощальной партии, не шли ни в какое сравнение даже с этими огромными лимитами. Ведь этот несоразмерный лимит в четыре раза превышал обычную норму для профессионалов. Сама идея контроля времени превращалась в иллюзию.

Если предположить, что побившеё все рекорды условие сорокачасового лимита было предложено самим Мэйдзином, то это означало бы, что он добровольно взвалил на себя тяжкий груз. В конце концов, Мэйдзин заболел, но был вынужден, мучаясь от болей, терпеть многочасовые раздумья своего противника над каждым ходом. Ведь Отакэ израсходовал более 34 часов.