Кикуко стала поспешно подниматься, она не ожидала, что Синго придет так рано.

– Не нужно. Сиди. Я вижу, ты уже не в постели, поправилась? – Синго тоже вышел на веранду.

– Поправилась. Решила вот переодеть девочку. – А Фусако?

– Взяла с собой Сатоко-тян и пошла на почту.

– Зачем ей понадобилось идти на почту? И еще ребенка на тебя бросила.

– Подожди. Сначала дадим переодеться дедушке, – сказала Кикуко девочке.

– Ничего, ничего. Переодень сначала ее. Кикуко подняла к Синго смеющееся лицо. Из-под приоткрытых губ показался ряд небольших ровных зубов.

– Ну вот, сейчас мы переоденем Кунико.

Кикуко надела на нее яркое шелковое кимоно и повязала его узким пояском.

– Отец, в Токио тоже уже кончился дождь?

– Дождь? Когда я садился в электричку на токийском вокзале, он еще шел, а когда приехал сюда, погода уже была прекрасная. В каком месте по дороге прояснилось, я не заметил.

– В Камакура тоже еще совсем недавно шел дождь, и, как только он прекратился, Фусако-сан отправилась на почту.

– А гора еще вся мокрая.

Девочку уложили на веранде, она подняла голые ножки и ухватилась за них – ногами она управляла легче, чем руками.

– Да, да, ну вот, давай-ка посмотрим на гору. – Кикуко подстелила ей пеленку.

Низко пролетел американский военный самолет. Услыхав шум, девочка повернулась в сторону горы. Самолета не было видно, но его огромная тень отпечаталась на склоне горы и уплыла. Наверно, и девочка увидела эту тень.

Синго вдруг поразило, как заблестели глаза ребенка от наивного удивления.

– Она не представляет себе, что такое воздушный налет. Как много уже родилось детей, не знающих войны.

Синго взглянул на Кунико. Блеск в ее глазах исчез.

– Вот если бы удалось запечатлеть на фотографии теперешнее выражение глаз Кунико. И чтобы в них отражалась тень самолета на горе. А на другом снимке…

Ребенок погибает, его атаковал самолет.

Синго хотел сказать это, но, вспомнив, что только вчера Кикуко сделала аборт, умолк.

И все же как многоеще в мире детей, которых можно запечатлеть на таких двух фотографиях.

Неожиданно Кикуко, подхватив под мышки девочку и придерживая ее снизу рукой с зажатой пеленкой, поспешила в ванную.

Синго вернулся в столовую, размышляя о том, что тревога за Кикуко заставила его вернуться домой раньше обычного.

– Как ты рано. – В комнату вошла Ясуко.

– Где ты была?

– Мыла голову. Когда прошел дождь и снова выглянуло солнце, у меня вдруг зачесалась голова. Старая голова – вот и чешется. He знаю, у меня голова не чешется.

– Наверно, тебе поставили голову лучшего качества, – засмеялась Ясуко. – Я слышала, что ты пришел, но выходить с мокрой головой не стала – побоялась, что ты рассердишься.

– Стоит ли старухе заниматься мытьем головы? Остричься наголо, а из волос сделать кисточку для взбивания чая.

– И то правда. Но кисточки для взбивания чая – так это тогда и называлось – носили на голове не только старухи. В эпоху Эдо и мужчины и женщины коротко стригли волосы и увязывали их сзади пучком, похожим на кисточку для взбивания чая. Я видела в театре Кабуки.

– Не пучком увязать, а наголо остричь, вот что я тебе предлагаю.

– Можно и так. Волос у нас с тобой еще много. Синго понизил голос:

– Кикуко уже совсем поднялась?

– Да, поднимается потихоньку… Уж очень она еще бледная и слабая.

– С ребенком возится. Лучше, наверно, не делать ей этого.

– Фусако Попросила присмотреть за девочкой и положила ее в постель Кикуко. Девочка тогда крепко спала.

– А почему тебе было не взять ее?

– Когда Кунико заплакала, я как раз мыла голову.

Ясуко встала и принесла Синго домашнее кимоно.

– Ты так рано вернулся, я уж подумала, не заболел ли.

Кикуко, кажется, вышла из ванной и направилась в свою комнату. Синго позвал ее:

– Кикуко. Кикуко.

– Да.

– Давай сюда Кунико. – Хорошо, сейчас.

Она вошла в комнату, ведя за руку девочку. Кикуко успела привести себя в порядок и переодеться.

Кунико ухватилась за плечо Ясуко. Ясуко, чистившая брюки Синго, протянула руку и обняла девочку за ножки.

Кикуко унесла одежду Синго.

Повесив ее в шкаф, который стоял в соседней комнате, она тихо прикрыла дверцы. Увидев свое отражение в зеркале, вделанном в дверцу с внутренней стороны, Кикуко испугалась. Она колебалась, не зная, вернуться ли ей в столовую или лечь в постель.