— Что вам надо? — спросил Пилгрим. — У меня здесь нет ни денег, ни чего-либо наркотического.

Мужчина сунул руку в карман плаща, вытащил шприц и удалил колпачок с иглы.

— Не важно, доктор Пилгрим. Все, что надо, я принес с собой.

Пилгрим прищурился и сжал кулаки.

— Здесь рядом моя дочь. Она… ее кабинет вон там. — И он крикнул: — Эмили! Эмили, здесь какой-то человек! Вызови полицию, Эмили!

Ни малейшего беспокойства пришедший не выказал и шагнул к нему. Пилгрим попятился к себе в кабинет и хотел было закрыть дверь, но мужчина ухватился за косяк и распахнул ее, чуть не сбив с ног Пилгрима. Потом он вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Пилгрим потянулся к телефону, но движение его было пресечено — его ухватили за шиворот. Инстинктивно Пилгрим обернулся, и мужчина, схватив его за горло, вонзил ему в грудь иглу для подкожных инъекций, одновременно нажав на шток шприца. Плечи Пилгрима тут же охватило жжение, быстро расползавшееся по рукам и ногам. Он почувствовал боль, стало трудно дышать. Он попытался выпрямиться, но упал на шкаф с картотекой, задвинув собой ящик с медицинскими картами. Все поплыло перед глазами, предметы стали расплываться, менять контуры. Неверным движением, спотыкаясь, он нашарил телефон и ухитрился снять трубку, но ноги вдруг стали ватными, он обмяк на письменном столе и соскользнул с него на пол, обрушив поверх себя гору бумаг, копившихся на столе целых сорок восемь лет.

Сиэтл, Вашингтон

Ее пальцы словно распухли и стали неуклюжими, кожа застыла, точно она проработала несколько часов на холодном дожде. Дана Хилл крутила пуговицу и не могла продеть ее в петлю шелковой блузки. Пуговица не поддавалась. Сгибая пальцы, Дана заметила, что они дрожат. Она не могла унять дрожь. Выругав себя, она вновь ухватила пуговицу и, выровняв край блузки, все-таки продела пуговицу в узкую петлю. Так она застегнула каждую из пуговиц и запихнула низ блузки под шерстяную юбку. Подмышки были мокрыми от пота — рентгенолог посоветовал не пользоваться дезодорантом, так как содержащаяся в нем алюминиевая пудра могла повлиять на снимок.

Сев в кресло, она вытащила из портфеля папку и открыла ее, готовясь к презентации. Она прочла три предложения, сделала одну пометку на полях и, захлопнув папку, положила ее на соседнее кресло. Пастельные тона цветастых обоев резко контрастировали с виниловой поверхностью стола в центре комнаты. Покрывавшая его белая бумага неуклонно рождала у Даны один-единственный образ: кусок мяса на прилавке у мясника. На стене висела цветная схема женских половых органов — фаллопиевы трубы ярко-красные, яичники — синие, матка — зеленая. Она взглянула на часы. Сколько уже она ждет? В «Стронг и Термонд» ее клиенты ждали не больше шести минут — больше редко кто выдерживал. Каждые пятнадцать минут ожидания уменьшали счет на четверть и выливались в 62 доллара 50 центов, учитывая, что каждый ее час стоил клиентам 250 долларов. Эти цифровые выкладки привели ей на память статистические сведения, почерпнутые из Интернета. Кто сказал, что информированность — вещь полезная? Так ли уж надо было ей знать, что раком молочной железы в Америке заболевает каждая девятая, что каждые три минуты диагностируется новый случай и что каждые двенадцать минут происходит смерть от этой болезни?

Каждые двенадцать минут. Пятая часть ее рабочего часа.

Заверещавший мобильник безжалостно прервал ход ее мыслей. Достав мобильник из портфеля, она увидела, что до нее не мог дозвониться ее брат Джеймс. Она не удивилась: ей приходилось читать, что близнецы обладают невероятной чуткостью по отношению друг к другу. Ее брат, похоже, всегда знал, когда у нее неприятности. К несчастью, сама она подобной чуткостью либо не была наделена от природы, либо просто ее не культивировала. Она перезвонила ему.

Он ответил сразу же:

— Дана? Ты почему не отвечала?

— Я отключила сигнал.

— Отключила сигнал? — недоверчиво и удивленно переспросил он.

— Как ни странно. Я у доктора.

— Знаю. Твоя секретарша мне это сообщила. У тебя все в порядке?

— Все прекрасно, — сказала она, стараясь придать голосу убедительность. — Это просто ежегодное обследование.

Но он не поймался на эту удочку:

— По твоему голосу не скажешь, что все прекрасно. По-моему, ты взволнована.

Прикинув, что следует ему сказать, она решила сказать правду:

— Вчера утром в душе я обнаружила в груди маленький катышек. Я пошла к доктору, чтобы выяснить, что это такое. Уверена, что ничего особенного.

— А что говорит доктор? — В его голосе она уловила тревогу.

— Не знаю. Жду беседы с рентгенологом. — Она опустилась в кресло. — Я уверена, что это какая-нибудь ерунда. — И чтобы переменить тему, она спросила: — А почему ты звонил?

В ответ он сказал со вздохом:

— Почему ты никогда не прокручиваешь сообщения?

— Времени нет. Знаешь, сколько сообщений я получаю? Проще перезвонить. Ты звонил, чтобы расписывать, насколько приятнее тебе преподавать, чем заниматься адвокатской практикой?

Молчание.

— Я пошутила, Джеймс.

— Понятно… Знаешь, это все терпит. Я тебе попозже позвоню.

— Да ничего, Джеймс. Я же просто сижу здесь и жду доктора. А ты ведь знаешь — я могу прождать здесь до утра. Что-нибудь случилось?

Опять молчание.

— У меня возникли кое-какие осложнения, Дана. И я не очень знаю, как их разрешить.

— Какого рода осложнения?

— Так сразу не скажешь — это довольно запутанно. Хорошо бы не по телефону. Мы бы не могли с тобой пообедать? Встретимся где-нибудь в центре…

Она прикрыла глаза. Похоже, она в постоянном цейтноте. Потом потерла лоб, отгоняя подступавшую головную боль.

— Пообедать сегодня не могу. Днем у меня презентация. Как насчет вечера? Грант заберет Молли. Давай встретимся после работы.

— А вечером я не могу, — сказал он. — У меня занятия допоздна и сорок непрочитанных работ по доктрине Эри и федеральному законодательству.