Саёко с самого детства была привязана к нему. С возрастом это чувство постепенно превратилось в любовь. Томо, со своей стороны, не чувствовал к Саёко неприязни, но весьма сомнительно, чтобы его чувства были так же серьезны, как ее. Тем не менее он принимал ее любовь. Расчетливые родители Томо, полагая, что брак этот послужит гарантией получения большей части наследства Инугами, делали все, чтобы снискать расположение Саёко и понуждали своего сына к тому же.

Но вот все изменилось. Саёко, эта курочка, которая должна была принести золотые яички, вдруг стала не нужна, зато вокруг Тамаё, которую прежде просто не замечали, засиял золотой ореол. Неудивительно, что Томо и его родители тут же переменились: стали холодны как лед с Саёко и принялись бесстыдно лебезить перед Тамаё.

В тот вечер Саёко, очевидно, пришла, чтобы разузнать, какие чувства таит в своем сердце Тамаё. Должно быть, для нее это было невыносимым унижением, но она не смогла удержать себя и не прийти, потому что с самого утра душу ее терзали боль и тревога. Теперь, когда Такэ умер, вероятность того, что Тамаё выберет в мужья Томо, возросла многократно, потому что из двух оставшихся претендентов один — Киё — был уродом с обезображенным лицом.

Однако какими словами обменялись две женщины в покоях Тамаё, для нас навсегда останется тайной. Легче было бы вызвать на откровенность каменную статую, чем принудить Саёко говорить об этом; а Тамаё, и без того скрытная, молчала, не желая своими словами опозорить Саёко.

Как бы то ни было, разговор двух женщин продолжался около получаса. Проводив Саёко, Тамаё тут же направилась к дверям спальни. Ее флигель, как уже говорилось, был устроен на западный манер, и в спальне имелся один-единственный вход — через гостиную. Тамаё не терпелось лечь и уснуть, и поэтому, как только Саёко удалилась, она вошла в спальню и щелкнула выключателем, находившимся на стене возле двери. И тут же в ужасе закричала.

Вот как на следующий день Тамаё описала происшедшее инспектору Татибана:

— Да, именно так. Едва включила свет, как кто-то бросился из спальни прочь. Это было так неожиданно, что я не разглядела деталей, но, совершенно точно, это был мужчина в солдатской форме. Пилотка у него была надвинута на лоб, а лицо он закрывал шарфом. Так что единственное, что я четко помню, — это его горящие глаза. Он налетел на меня, как вихрь, и я закричала. Тогда он отшвырнул меня в сторону и бросился из гостиной в коридор. Об остальном вы знаете от других.

— Зачем этот человек прятался в вашей комнате? Как вы думаете?

— Есть одно предположение, — ответила Тамаё. — Вчера ночью, вернувшись к себе, я сначала этого не заметила, потому что со мной была Саёко, и только потом поняла, что кто-то рылся в гостиной. Хотя ничего и не пропало, думаю, он что-то искал здесь, а тут появились мы с Саёко, и он спрятался в спальне. Видите ли, в спальню ведет единственная дверь, а окна в ней все закрыты. Если бы он попытался открыть окно, это было бы слышно. И ему ничего другого не оставалось, как только ждать там, пока не уйдет Саёко.

— Понятно. В этом есть смысл. Но что искал этот человек? Что именно ему могло понадобиться?

— Понятия не имею. Но, что бы это ни было, это должно быть что-то очень небольших размеров, потому что он открывал даже ящички, в которых могут поместиться только кольца и серьги.

— И все же ничего не пропало.

— Ничего.

А теперь вернемся к рассказу о действиях незваного гостя после того, как он выбежал из комнаты Тамаё. Крик Тамаё был услышан даже в самых отдаленных уголках просторной виллы Инугами, и, что важно, именно это обеспечило всем членам семьи алиби. Во-первых, Киё был в своей комнате во флигеле Мацуко — факт, который подтвердили не только Мацуко, но также и настоятель Ояма. Ояма остался ночевать на вилле Инугами и был занят разговором с Мацуко у нее в комнате, когда они услышали крик.

Настоятель так описал случившееся:

— Да, было это где-то в половине одиннадцатого. Мы с госпожой Мацуко беседовали в ее комнате, как вдруг услышали громкий женский крик. Господин Киё выбежал из своей комнаты и сказал, что это голос барышни Тамаё, и, не обувшись, прямо так, босиком, бросился в сад. Мы удивились и вышли за ним на веранду, но его уже не было видно. Тьма была такая, хоть глаз выколи, да еще, к несчастью, как раз в этот момент опять полил дождь.

С другой стороны, Тораноскэ вместе с Такэко все еще бодрствовал у тела сына — это подтвердили три служанки, которые прибирались после службы. Тораноскэ, услышав крик, даже не пошевелился.

И наконец, Томо и его отец Кокити собирались уйти к себе. Это засвидетельствовала не только жена Кокити, Умэко, но две служанки, пришедшие стелить постель. Томо, услышав крик, побелел как простыня и бросился из комнаты, не слушая предостережений матери. Кокити побежал за ним.

Ближе всех к тому месту была, конечно, Саёко. Она вышла из комнаты Тамаё, успела дойти до середины коридора, ведущего в центральную часть дома, когда, услышав крик, в тревоге бросилась обратно. Открыв дверь в пристройку Тамаё, она увидела две тени, борющиеся в дальнем конце коридора. Одна тень — человек в военной форме, другая — Макака.