— Пинэтаун, Пинэтаун! — зовет она, и голосок ее звенит от волнения.

— Геутваль, сестренка! Жива? — кричит по-чукотски Пинэтаун, не скрывая радости.

«Витязь» причаливает к острову на сваях. Нас окружают усталые, взволнованные люди: старики, женщины и дети ближнего пастушьего лагеря. Пастухов среди них нет.

Пинэтауна здесь хорошо знают — это родная его бригада. Встревоженные женщины расспрашивают юношу о судьбе пастухов. Ребятишки, похожие в меховых комбинезонах на маленьких медвежат, испуганно смотрят на меня черными блестящими глазенками.

Что мог ответить Пинэтаун? Он ничего не рассказывает о неудачных поисках на берегу — ему не хочется отнимать последнюю надежду у людей, истомленных бурей.

Юноша подводит дичившуюся Нангу к сестре. Геутваль плотнее Нанги, поэтому кажется старше. Молодой пастух живо изображает приключения девушки на плоту. Женщины окружают Нангу, каждой хочется погладить и утешить недавнюю пленницу моря. Никто здесь не знает ее.

Нанга растерянно оглядывает большими черными глазами людей, утешающих ее в беде. Девушка не понимает чукотского языка, но видит, что ей хотят добра. Геутваль обнимает Нангу, как сестру. Но дикарка не отвечает на ласку. Она посматривает то на Пинэтауна, то на Геутваль. Юноша мало похож на свою сестру, и Нанга, вероятно, не догадывается об их родстве.

Выгружаем ящики и мешки с продовольствием, вытаскиваем из кормового, аварийного отсека бочонок с пресной водой. Кормим и поим измученных островитян. Ребятишки, усевшись вокруг Пинэтауна, уплетают печенье, грызут сахар, поблескивая глазенками.

Старики рассказывают о случившемся.

Ночью море, заливая тундру, подступило к спящему лагерю. Воду заметил дежурный пастух. Обходя стадо, он встретил болото там, где недавно еще была сухая тундра. Но больше всего поразил пастуха маленький ручей. Вода в нем прибывала на глазах, выступая из берегов. Пастух взбежал на высокий холм соседнего булгуньяха и увидел необычную картину.

Тундровые озера слились в широкие извилистые протоки и причудливо изрезанные заливы. Длинные языки заливов, изгибаясь, подползали к ярангам спящего лагеря.

Дежурным пастухом был комсомолец Эйгели. Он понял, что стойбищу грозит опасность. Вскинув винчестер, он выпустил в воздух весь запас девятизарядного магазина. Выстрелы тревожно гремели в притихшей тундре, будили спящих пастухов, поднимали на ноги всех обитателей лагеря.

Вода быстро заливала лагерь. Пастухи во главе с бригадиром Кемлилином побежали в тундру собирать многотысячный олений табун. Женщины и старики снимали яранги и носили вещи на вершину ближнего булгуньяха. Последние вещи пришлось выносить из воды. Тундра превратилась в громадное болото.

Собравшись на вершине круглого холма, женщины, старики и дети следили за пастухами. Те сгоняли оленей в большой табун. Совсем еще маленькие оленята, как зайцы, прыгали в воде, не отставая от важенок.

С холма было видно, как на севере болото превращалось в безбрежное море. Пастухи, сбив оленей в трехтысячный табун, бежали по колено в воде, подгоняя испуганных животных, и скоро скрылись на юге в густых сумерках ненастья.

Это был смелый поступок. Спасая оленей, пастухи покидали единственное убежище, где могли найти защиту от воды и приют во время бури.

Вершина булгуньяха превращалась в маленький островок, а вода все прибывала. В море носились стволы плавника. Выловив бревна, старики с помощью женщин соорудили помост на бревенчатых треножниках. Скрепляя бревна, они пустили в дело ремни оленьих уздечек и арканы.

Вещи накрыли пологами от яранг и накрепко привязали к бревнам настила. Вода тонким слоем покрыла верхушку булгуньяха, и крошечная площадка очутилась на сваях посреди океана.

Обрушился ветер с ливнем. Море зашумело. Волны, разбиваясь на мелководье, обдавали холодным душем пленников океана. Снег и мороз усугубили тяжесть бедствия. Пришлось надеть меховую одежду. Ветер срывал людей с помоста. Старики, укрыв ребятишек и женщин замшевыми пологами, привязали их ремнями к бревнам.

Ужасная была ночь.

Треножники раскачивались под ударами ветра. Ползая по настилу, старики арканами скрепляли расшатавшиеся бревна. Всю ночь люди боролись с ураганом, и только под утро ветер начал стихать.

Судьба пастухов и оленьих стад оставалась неизвестной. Решаем плыть на юг и осмотреть новые берега Западной тундры на всем протяжении дальнего участка совхоза.

Вдруг Пинэтаун поднимается и всматривается из-под ладони в ясную даль океана. Далеко-далеко на юге вспыхивают искорки на воде.

— Наши плывут! — кричит Пинэтаун, размахивая оленьей курткой.

В бинокль вижу легкую чукотскую байдарку: она высоко взлетает на гребнях волн, и около нее то справа, то слева вспыхивают отблески солнца на лопастях двуперого весла. Лодочка идет к острову. Искусный гребец направляет челн к нашему дымовому сигналу.

Байдарка вскоре пристает у вельбота, и на помост взбирается коренастый, немного сгорбленный человек с мужественным загорелым лицом, в телогрейке, туго перепоясанной ремнем, в малахае, брюках и торбасах из нерпичьей шкуры.