– Ну еще бы, – яростно выпалил Адриан, – ведь твоя репутация уже с душком. О тебе говорят, и знаешь, как тебя называют?

– Уверяю тебя, мне это совершенно не интересно, – мягко ответил лорд Манвилл.

– Тебя называют «сердцелом», – взорвался Адриан, – мне стыдно, что так говорят о моем опекуне. Разумеется, я не утверждаю, что мои друзья не завидуют тебе из-за твоего богатства и твоих прекрасных лошадей, но твои дела с женщинами вызывают у них смех! Они смеются над твоими победами! Ты слышишь меня?

– Тебя трудно не услышать, – ответил лорд Манвилл, – учитывая, что ты кричишь во все горло. Право же, мой дорогой мальчик, тебе следует стараться лучше владеть собой. Совершенно не подобает джентльмену выходить из себя только потому, что он не может получить то, чего хочет.

Спокойный тон лорда Манвилла, похоже, умерил ярость его младшего кузена. Сделав над собой усилие, Адриан пересек комнату и, выглянув из окна на площадь Беркли, через минуту произнес совсем другим тоном:

– Приношу свои извинения.

– Я их принимаю, – сказал лорд Манвилл. – И позволь мне заверить тебя, что, хотя ты и сомневаешься в этом, в настоящий момент я руководствуюсь только твоими интересами. Ты слишком плохо знаешь жизнь. Закончив Оксфорд, ты поедешь в Лондон, будешь встречаться со многими людьми, включая, конечно, и женщин. И тогда, если у тебя останутся те же самые намерения в отношении этой молодой леди, которая пленила твое сердце, я готов буду выслушать тебя.

Адриан резко повернулся, глаза его засияли.

– Ну а пока… могу я быть помолвлен с ней?

– Ни в коем случае, – быстро ответил лорд Манвилл. – Не должно быть никаких обязательств, никакой рекламы – ничего, что могло бы показать, что вы значите друг для друга больше, чем обычно бывает, когда отношения можно описать одним всеобъемлющим словом – «дружба». Даже простая договоренность, мой юный Ромео, будет висеть на тебе цепями. Я хочу, чтобы ты был свободен и мог видеть жизнь такой, какая она есть, прежде чем свяжешь себя навсегда с женщиной, какой бы привлекательной и соблазнительной она ни была для тебя в данный момент.

– То есть ты хочешь, чтобы я стал таким же, как ты, мрачным голосом пробормотал Адриан. – Почти тридцать пять лет, а еще не женат…

– …плюс репутация «сердцелома»! – закончил за него лорд Манвилл. – Послушай, Адриан, я живу так, как хочу. И уверяю тебя: что бы твои ровесники ни говорили обо мне, жизнью я доволен.

– Ты отстал от жизни, – заявил Адриан. – Неужели ты не понимаешь: все эти вульгарные похождения с женщинами – это же прошлый век? Мужчины сегодня гораздо серьезнее. Они смотрят на жизнь под совершенно иным углом, чем ты.

Лорд Манвилл откинул голову и засмеялся, так как уже был не в силах сдерживать себя.

– О боже, Адриан, из-за тебя я когда-нибудь помру со смеху! – воскликнул он. – Студенты не меняются: всегда думают, что изменят мир, что они совсем другие, нежели поколение их отцов, что они сделаны из другого теста, чем те, кто старше их, что их идеи представляют собой нечто фундаментально новое.

– Но мы действительно думаем по-другому, уверяю тебя, – с жаром сказал Адриан.

– Избавь меня от своей ерунды, очень тебя прошу, – умоляющим голосом произнес лорд Манвилл. – Возвращайся в Оксфорд и получи степень, и уже тогда мы поговорим о том, что тебе делать в жизни.

– Есть только одно, что я хочу делать, – ответил Адриан.

– Я знаю, – сказал лорд Манвилл. – Но, несмотря на все твои аргументы, ты меня не убедил. Мне очень жаль, но ответ по-прежнему – нет.

– А что бы ты сделал, – медленно спросил Адриан, – если бы Люси и я сбежали? Убедить ее было бы нетрудно.

– Если бы оказался так глуп, – сказал лорд Манвилл, и теперь его голос был холоднее льда, – и сделал что-нибудь столь вопиющее и столь губительное для доброго имени молодой девушки, которую ты, по твоим словам, любишь, мне, право же, было бы очень стыдно за тебя. Но я думаю, что даже дочь священника, привыкшая в силу своего положения к жизни в стесненных обстоятельства, должна понять, что довольно трудно существовать на доход в ноль фунтов в год. А именно столько, Адриан, вы имели бы.