Шрифт:
«…Всякое новое открытие вскрывает недостатки нашего знания, обнаруживает до сих пор незамеченный остаток зависимостей» (283)…
Превосходно! Этот «остаток» и есть «вещь в себе», которую наше познание отражает все глубже? Ничего подобного:
«…Таким образом и тот, кто в теории защищает крайний детерминизм, на практике неизбежно должен оставаться индетерминистом» (283)…
Ну, вот и поделились полюбовно: [168] теорию — профессорам, практику — теологам! Или: в теории объективизм (т.е. «стыдливый» материализм), в практике — «субъективный метод в социологии». [169]
168.
Мах в «Механике»: «Религиозные мнения людей остаются строго частной вещью, пока они не пытаются ни навязывать их другим людям, ни применять к вопросам, относящимся к другой области» (стр. 434 франц. перевода).
169.
«Субъективный метод в социологии» — антинаучный идеалистический подход к историческому процессу, который отрицает объективные закономерности общественного развития, сводит их к произвольной деятельности «выдающихся личностей». В 30-40-е годы XIX века сторонниками субъективной школы в социологии были младогегельянцы В.Бауэр, Д.Штраус, М.Штирнер и другие, объявившие народ «некритической массой», которая слепо следует за «критически мыслящими личностями». К.Маркс и Ф.Энгельс в «Святом семействе», «Немецкой идеологии» и других работах подвергли глубокой и всесторонней критике взгляды младогегельянцев. В России представителями субъективного метода в социологии выступили во второй половине XIX века либеральные народники (П.Л.Лавров, Н.К.Михайловский и другие), отрицавшие объективный характер законов развития общества и сводившие историю к деятельности отдельных героев, «выдающихся личностей». Субъективисты «рассуждали именно так, — писал В.И.Ленин в 1894 году, — что вследствие громадной сложности социальных явлений и разнообразия их нельзя изучать эти явления, не отделив важные от неважных, и для такого выделения необходима точка зрения «критически мыслящей» и «нравственно развитой» личности» (Полн. собр. соч., том 1, стр. 429). Субъективный метод широко используется реакционной буржуазной философией, социологией и историей для фальсификации закономерностей общественного развития, для борьбы против марксистско-ленинской теории.
Раскрыв полную несостоятельность субъективно-идеалистического направления в социологии, марксизм-ленинизм создал подлинно научное целостное учение о развитии человеческого общества, о решающей роли народных масс в истории и значении деятельности отдельной личности.
Что этой пошлой философии сочувствуют русские идеологи мещанства, народники, от Лесевича до Чернова, это неудивительно. Что люди, желающие быть марксистами, увлеклись подобным вздором, стыдливо прикрывая особенно нелепые выводы Маха, это уже совсем печально.
Но по вопросу о воле Мах не ограничивается путаницей и половинчатым агностицизмом, а заходит гораздо дальше…
«Наше ощущение голода, — читаем в «Механике», — не отличается по существу от стремления серной кислоты к цинку, наша воля не так уже отличается от давления камня на его подпорку». «Мы окажемся таким образом ближе к природе» (т.е. при подобном взгляде), «не нуждаясь в том, чтобы разлагать человека на непостижимую груду туманных атомов или делать из мира систему духовных соединений» (стр. 434 франц. перевода).
Итак, не нужно материализма («туманные атомы» или электроны, т.е. признание объективной реальности материального мира), не нужно такого идеализма, который бы признавал мир «инобытием» духа, но возможен идеализм, признающий мир волей! Мы выше не только материализма, но и идеализма «какого-нибудь» Гегеля, но мы не прочь пококетничать с идеализмом в духе Шопенгауэра! Наши махисты, напускающие на себя вид оскорбленной невинности при всяком упоминании о близости Маха к философскому идеализму, предпочли и здесь просто умолчать об этом щекотливом пункте. А между тем в философской литературе трудно встретить изложение взглядов Маха, в котором бы не отмечалась его склонность к Willensmetaphysik, т.е. к волюнтаристическому идеализму. На это указывал Ю.Бауман [170] — и возражавший ему махист Г.Клейнпетер но опровергал этого пункта и заявлял, что Мах, конечно, «ближе к Канту и Беркли, чем к господствующему в естествознании метафизическому эмпиризму» (т.е. стихийному материализму; там же, Bd. 6, S. 87). На это указывает и Э.Бехер, отмечающий, что если Мах в одних местах признает волюнтаристическую метафизику, в других отрекается от нее, то это свидетельствует лишь о произвольности его терминологии; на деле близость Маха к волюнтаристической метафизике несомненна. [171] Примесь этой метафизики (т.е. идеализма) к «феноменологии» (т.е. агностицизму) признает и Люкка. [172] На то же самое указывает В.Вундт. [173] Что Мах феноменалист, «не чуждый волюнтаристического идеализма», это констатирует и руководство по истории новейшей философии Ибервега-Гейнце. [174]
170.
«Archiv f"ur systematische Philosophie», 1898, II, Bd. 4, S. 63 («Архив Систематической Философии», 1898, II, т. 4, стр. 63. Ред.), статья о философских воззрениях Маха.
171.
Erich Becher. «The Philosophical Views of E.Mach» в «Philosophical Review», vol. XIV, 5, 1905, pp. 536, 546, 547, 548 (Эрих Бехер. «Философские взгляды Э.Маха» в «Философском Обозрении», т. XIV, 5, 1905, стр. 536, 546, 647, 548. Ред.).
172.
E.Lucha. «Das Erkenntnisproblem und Machs "Analyse der Empfindungen"» в «Kantstudien», Bd. VIII, 1903, S. 400.
173.
«Systematische Philosophie», Lpz., 1907, S. 131.
174.
«Grundriss der Geschichte der Philosophie», Bd. 4, 9. Auflage, Brl., 1903, S. 250 («Очерк истории философии», т. 4, 9 изд., Берлин, 1903, стр. 250. Ред.).
Одним словом, эклектицизм Маха и его склонность к идеализму ясны для всех, кроме разве русских махистов.
Глава IV
ФИЛОСОФСКИЕ ИДЕАЛИСТЫ, КАК СОРАТНИКИ И ПРЕЕМНИКИ ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМА
До сих пор мы рассматривали эмпириокритицизм, взятый в отдельности. Теперь следует посмотреть на него в его историческом развитии, в его связи и соотношении с другими философскими направлениями. На первое место здесь выдвигается вопрос об отношении Маха и Авенариуса к Канту.
1. КРИТИКА КАНТИАНСТВА СЛЕВА И СПРАВА
И Мах и Авенариус выступили на философское поприще в 70-х годах прошлого века, когда в германской профессорской среде модным кличем было: «назад к Канту!» Оба основоположника эмпириокритицизма и исходили именно из Канта в своем философском развитии.
«С величайшей благодарностью я должен признать, — пишет Мах, — что именно его (Канта) критический идеализм был исходным пунктом всего моего критического мышления. Но оставаться верным ему я не мог. Очень скоро я снова вернулся ко взглядам Беркли», и затем «пришел к взглядам, близким к взглядам Юма… Я и в настоящее время считаю Беркли и Юма гораздо более последовательными мыслителями, чем Кант» («Анализ ощущений», с. 292).
Итак, Мах признает вполне определенно, что, начав с Канта, он пошел по линии Беркли и Юма. Посмотрим па Авенариуса.
В своих «Пролегоменах к "Критике чистого опыта"» (1876) Авенариус уже в предисловии отмечает, что слова «Критика чистого опыта» указывают на его отношение к кантовской «Критике чистого разума», «и, разумеется, на отношение антагонизма» к Канту (S. IV, изд. 1876 г.). В чем же состоит этот антагонизм Авенариуса к Канту? В том, что Кант недостаточно, по мнению Авенариуса, «очистил опыт». Об этом «очищении опыта» и трактует Авенариус в своих «Пролегоменах» (§§56, 72 и мн. др.). От чего «очищает» кантовское учение об опыте Авенариус? Во-первых, от априоризма.
«Вопрос о том, — говорит он в §56, — не следует ли из содержания опыта удалить, как лишнее, «априорные понятия разума» и создать таким образом по преимуществу чистый опыт, ставится здесь, насколько я знаю, в первый раз».
Мы уже видели, что Авенариус «очистил» таким образом кантианство от признания необходимости и причинности.
Во-вторых, он очищает кантианство от допущения субстанции (§95), т.е. вещи в себе, которая, по мнению Авенариуса,
«не дана в материале действительного опыта, а привносится в него мышлением».
Мы сейчас увидим, что это определение Авенариусом своей философской линии всецело совпадает с определением Маха, отличаясь только вычурностью выражений. Но сначала необходимо отметить, что Авенариус говорит прямую неправду, будто он в 1876 году в первый раз поставил вопрос об «очищении опыта», т.е. очищении кантовского учения от априоризма и от допущения вещи в себе. На самом деле развитие немецкой классической философии сейчас же после Канта создало критику кантианства как раз в таком именно направлении, в каком повел ее Авенариус. Это направление представлено в немецкой классической философии Шульце-Энезидемом, сторонником юмовского агностицизма, и И.Г.Фихте, сторонником берклианства, т.е. субъективного идеализма. Шульце-Энезидем в 1792 году критиковал Канта именно за допущение априоризма (l.с., S. 56, 141 и мн. др.) и вещи в себе. Мы, скептики или сторонники Юма, — говорил Шульце, — отвергаем вещь в себе, как выходящую «за пределы всякого опыта» (S. 57). Мы отвергаем объективное знание (25); мы отрицаем, что пространство и время реально существуют вне нас (100); мы отвергаем наличность в опыте необходимости (112), причинности, силы и т.д. (113). Им нельзя приписывать «реальность вне наших представлений» (114). Кант доказывает априорность «догматически», говоря, что раз мы не можем мыслить иначе, то значит есть априорный закон мышления.