Шрифт:
Вполне в духе Маркса и в тесном сотрудничестве с ним Энгельс во всех своих философских работах коротко и ясно противополагает по всем вопросам материалистическую и идеалистическую линию, не беря всерьез ни в 1878, ни в 1888, ни в 1892 годах [302] бесконечных потуг «превзойти» «односторонность» материализма и идеализма, провозгласить новую линию, какой бы то ни было «позитивизм», «реализм» или прочий профессорский шарлатанизм. Всю борьбу с Дюрингом Энгельс провел целиком под лозунгом последовательного проведения материализма, обвиняя материалиста Дюринга за словесное засорение сути дела, за фразу, за приемы рассуждения, выражающие собой уступку идеализму, переход на позицию идеализма. Либо последовательный до конца материализм, либо ложь и путаница философского идеализма, — вот та постановка вопроса, которая дана в каждом параграфе «Анти-Дюринга» и не заметить которой могли только люди с мозгами, подпорченными уже реакционной профессорской философией. И вплоть до 1894 года, когда написано последнее предисловие к пересмотренному автором и дополненному последний раз «Анти-Дюрингу», Энгельс, продолжая следить и за новой философией, и за новым естествознанием, продолжал с прежней решительностью настаивать на своей ясной и твердой позиции, отметая сор новых систем и системок.
302.
В.И.Ленин имеет в виду работы Ф.Энгельса «Анти-Дюринг» (1878), «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» (1888), «Введение к английскому изданию» (1892) работы «Развитие социализма от утопии к науке» (см. К.Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 20, стр. l-338; т. 24, стр. 269-317; т. 22, стр. 294-320).
Что Энгельс следил за новой философией, видно из «Людвига Фейербаха». В предисловии 1888 года говорится даже о таком явлении, как возрождение классической немецкой философии в Англии и в Скандинавии, о господствующем же неокантианстве и юмизме у Энгельса нет (и в предисловии, и в тексте книги) других слов, кроме самого крайнего презрения. Совершенно очевидно, что Энгельс, наблюдая повторение модной немецкой и английской философией старых, догегелевских, ошибок кантианства и юмизма, готов был ждать добра даже от поворота (в Англии и в Скандинавии) к Гегелю, [303] надеясь, что крупный идеалист и диалектик поможет узреть мелкие идеалистические и метафизические заблуждения.
303.
Поворот к Гегелю во второй половине XIX века был характерен для развития буржуазной философии ряда европейских стран и США. В Англии он начался с выходом в свет в 1865 году книги Джона Гутчисона Стерлинга «The Secret of Hegel» («Секрет Гегеля»). В период перерастания домонополистического капитализма в империализм эмпирическая философия (Иеремия Бентам, Джон Стюарт Милль, Герберт Спенсер) с ее принципом этического индивидуализма уже не удовлетворяла интересы консервативных кругов английской буржуазии. Внимание ее идеологов привлек абсолютный идеализм Гегеля, открывавший широкие возможности для теоретического обоснования религии. Образовалось своеобразное философское направление, получившее название «англо-гегельянства», представители которого (Т.Грин, братья Эдуард и Джон Кэрд, Фрэнсис Брэдли и др.) активно выступали против материализма и естествознания, особенно — дарвинизма. «Англо-гегельянцы» использовали реакционные стороны учения Гегеля, в частности — понятие абсолютного духа, абсолюта. Под влиянием субъективно-идеалистической традиции Беркли и Юма они отказались от гегелевского рационализма, от его идеи развития; элементы гегелевской диалектики использовались только для софистического оправдания агностицизма. Брэдли, например, повторяя отчасти аргументацию Канта, из противоречивого характера человеческого мышления делал вывод о тем, что оно движется лишь в области явлений, так как подлинная сущность бытия якобы непротиворечива, гармонична, абсолютна. В области социологии «англо-гегельянцы» доказывали необходимость создания могущественного централизованного государства, которому были бы всецело подчинены интересы отдельных граждан.
В скандинавских странах (Швеции, Норвегии, Дании) влияние философии Гегеля также возросло во второй половине XIX века. Попытку ее возрождения в Швеции сделал Иоганн Якоб Борелиус, противопоставивший гегельянство господствовавшей субъективно-идеалистической философии (Христофор Якоб Бострём, Сигур Риббинг и др.). В Норвегии правые гегельянцы Маркус Якоб Монрад, Георг Вильгельм Линг и др. истолковывали философию Гегеля в духе мистицизма, отступая от ее рационализма, пытаясь подчинить науку религии. С тех же позиций гегелевская философия подвергалась критике в Дании, где она получила распространение еще при жизни Гегеля.
Распространение гегелевской философии не привело к ее возрождению. Противоречивый характер философии Гегеля породил два противоположных направления в ее критике: Мерке и Энгельс, отчасти — русские революционные демократы развили ее революционную сторону, диалектику; буржуазные эпигоны Гегеля развивали (главным образом, в духе субъективного идеализма) различные стороны его консервативной философской системы. Последнее направление подготовило почву для возникновения в конце XIX — начале XX века неогегельянства — реакционного направления буржуазной философской мысли эпохи империализма, пытавшегося приспособить философию Гегеля к фашистской идеологии.
Не вдаваясь в рассмотрение громадного количества оттенков неокантианства в Германии и юмизма в Англии, Энгельс отвергает с порога основное отступление их от материализма. Энгельс объявляет все направление и той и другой школы «научным шагом назад». И как он оценивает несомненно «позитивистскую», с точки зрения ходячей терминологии, несомненно «реалистическую» тенденцию этих новокантианцев и юмистов, из которых, например, он не мог не знать Гексли? Тот «позитивизм» и тот «реализм», который прельщал и прельщает бесконечное число путаников, Энгельс объявлял в л у ч ш е м с л у ч а е филистерским приемом тайком протаскивать материализм, публично разнося его и отрекаясь от него! [304] Достаточно хоть капельку подумать над такой оценкой Т.Гексли, самого крупного естествоиспытателя и несравненно более реалистичного реалиста и позитивного позитивиста, чем Мах, Авенариус и К°, — чтобы понять, с каким презрением встретил бы Энгельс теперешнее увлечение кучки марксистов «новейшим позитивизмом» или «новейшим реализмом» и т.п.
304.
См. К.Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 21, стр. 284.
Маркс и Энгельс от начала и до конца были партийными в философии, умели открывать отступления от материализма и поблажки идеализму и фидеизму во всех и всяческих «новейших» направлениях. Поэтому исключительно с точки зрения выдержанности материализма оценивали они Гексли. Поэтому Фейербаха упрекали они за то, что он не провел материализма до конца, — за то, что он отрекался от материализма из-за ошибок отдельных материалистов, — за то, что он воевал с религией в целях подновления или сочинения новой религии, — за то, что он не умел в социологии отделаться от идеалистической фразы и стать материалистом.
И эту величайшую и самую ценную традицию своих учителей вполне оценил и перенял И.Дицген, каковы бы ни были его частные ошибки в изложении диалектического материализма. Много грешил И.Дицген своими неловкими отступлениями от материализма, но никогда не пытался он принципиально отделиться от него, выкинуть «новое» знамя, всегда в решительный момент заявлял он твердо и категорически: я материалист, наша философия есть материалистическая.
«Из всех партий, — справедливо говорил наш Иосиф Дицген, — самая гнусная есть партия середины… Как в политике партии все более и более группируются в два только лагеря,… так и наука делится на два основных класса (Generalklassen): там — метафизики, здесь — физики или материалисты. [305] Промежуточные элементы и примиренческие шарлатаны со всяческими кличками, спиритуалисты, сенсуалисты, реалисты и т.д. и т.д., падают на своем пути то в то, то в другое течение. Мы требуем решительности, мы хотим ясности. Идеалистами [306] называют себя реакционные мракобесы (Retraitebl"aser), а материалистами должны называться все те, которые стремятся к освобождению человеческого ума от метафизической тарабарщины… Если мы сравним обе партии с прочным и текучим, то посредине лежит нечто кашеподобное». [307]
305.
И здесь неловкое, веточное выражение: вместо «метафизики» надо было сказать «идеалисты». И.Дицген сам противополагает в других местах метафизиков диалектикам.
306.
Заметьте, что И.Дицген уже поправился и объяснил точнее, какова партия врагов материализма.
307.
См. статью: «Социал-демократическая философия», написанную в 1878 году. «Kleinere philosophische Schriften», 1903, S. 135 («Мелкие философские работы», 1903, стр. 135. Ред.).
Правда! «Реалисты» и т.п., а в том числе и «позитивисты», махисты и т.д., все это — жалкая кашица, презренная партия середины в философии, путающая по каждому отдельному вопросу материалистическое и идеалистическое направление. Попытки выскочить из этих двух коренных направлений в философии не содержат в себе ничего, кроме «примиренческого шарлатанства».
Что «научная поповщина» идеалистической философии есть простое преддверие прямой поповщины, в этом для И. Дицгена не было и тени сомнения.
«Научная поповщина, — писал он, — серьезнейшим образом стремится пособить религиозной поповщине» (l.с., 51). «В особенности область теории познания, непонимание человеческого духа, является такой вшивой ямой» (Lausgrube), в которой «кладет яйца» и та и другая поповщина. «Дипломированные лакеи с речами об «идеальных благах», отупляющие народ при помощи вымученного (geschraubter) идеализма» (53),
— вот что такое профессора философии для И.Дицгена.
«Как у боженьки антипод — дьявол, так у поповского профессора (Kathederpfaffen) — материалист». Теория познания материализма является «универсальным оружием против религиозной веры» (55), — и не только против «всем известной, настоящей, обыкновенной религии попов, но и против очищенной, возвышенной профессорской религии опьянелых (benebelter) идеалистов» (58).
По сравнению с «половинчатостью» свободомыслящих профессоров Дицген готов был предпочесть «религиозную честность» (60) — там «есть система», там есть люди цельные, не разрывающие теории и практики.
«Философия не наука, а средство защиты от социал-демократии» (107) — для гг. профессоров. «Те, кто зовут себя философами, профессора и приват-доценты, все тонут, несмотря на свое свободомыслие, более или менее в предрассудках, в мистике… все составляют по отношению к социал-демократии… одну реакционную массу» (108). «Чтобы идти по верному пути, не давая никаким религиозным и философским нелепостям (Welsch) сбивать себя, надо изучать неверный путь неверных путей (der Holzweg der Holzwege) — философию» (103).