Но душу свою я разорвала пополам.

Как-то я зашла к Худековым; по обыкновению, я собиралась пройти через гостиную в кабинет Сергея Николаевича, как вдруг Надя выбежала мне навстречу, схватила меня за руку и увела в бильярдную.

— Сергей Николаевич занят? Кто у вас?

— Нет, не то, — сказала Надя, — мне надо с тобой поговорить. Слушай… Ты знаешь? ты знаешь, что Антон Павлович женился? Знала? Нет?

Нет, я не знала.

— Мне все равно, — ответила я. — Не все ли мне равно?

Но сейчас же я почувствовала сильную слабость, холодный пот на лбу и опустилась на первый попавшийся стул.

Надя мочила мне голову, дала что-то выпить. Я скоро пришла в себя.

— Вот история! — смеясь сказала я. — С чего это мне стало дурно? Ведь мне, правда, все равно.

— Можешь идти? Я тебя провожу. А к Сереже не заходи, на тебе лица нет.

Мы вышли на улицу.

— На Книппер женился?

— Да. Ужасно странная свадьба…

Она стала рассказывать то, что слышала.

— Ни любви, ни даже увлечения…

— Ах, оставь пожалуйста! — сказала я. — Конечно, увлекся. И прекрасно сделал, что женился. Она артистка. Будет играть в его пьесах. Какая связь! Общее дело, общие интересы. Прекрасно. Я за него очень рада.

— Но, понимаешь, он очень болен. Что же, она бросит сцену, чтобы ухаживать за ним?

— Я уверена, что он этого и не допустит. Я знаю его взгляд на брак.

— Нет, это не брак. Это какая-то непонятная выходка. Что же ты думаешь, что Книппер им увлечена? С ее стороны это расчет. А разве он этого не понимает?

— Ну, что же? и расчеты часто бывают удачные. Все-таки очень хорошо, что он женился. Жалко, что поздно.

Надя опять стала рассказывать то, что говорили об этой свадьбе.

— Даже никто из близких не знал и не ожидал. И на жениха он был так мало похож…

Она проводила меня до дома и ушла обратно.

Через некоторое время я возвращалась домой из союза писателей, и меня провожал один из его членов.

Фамилию его я забыла.

— Я только что из Москвы, — говорил он, — и, между прочим, был у Чехова. Ведь вы с ним знакомы?

— Да. Встречались.

— Вот… Он мне говорил… Он даже сказал, что хорошо знает вас. И очень давно. Спрашивал о вас. И у меня осталось впечатление, что он очень… да, очень тепло к вам относится.

Я молчала.

— Видел и его жену. Артистку Книппер.

— Понравилась?

Он сделал какой-то сложный жест рукой.

— Артистка. Одета этак… — опять жест. — Движения, позы… Во всем, знаете, особая печать. Странно, рядом с Антоном Павловичем. Он почти старик, осунувшийся, вид болезненный… На молодожена не похож. Она куда-то собиралась, за ней заехал Немирович…

Опасаясь сплетен, я быстро перевела разговор на другую тему.

Очень хотелось спросить: что он обо мне спрашивал? Что он говорил? Из чего можно было получить впечатление, что он тепло ко мне относится?

Но я ничего не спросила. Мне было достаточно и того, что я слышала, чтобы едва сдерживать свое волнение.

С этой поры я часто слышала разговоры об этой свадьбе. Всегда говорили: «странно». А я не могла понять: почему странно? Разве не естественно, что писатель-драматург влюбился в артистку, для которой он писал роли? Она была талантлива, приятной наружности.

Когда-то, очень давно, случилось так, что мы играли с ней вместе в одном любительском спектакле. Ставили пьесу: «Странное стечение обстоятельств». Помню только, что в этой пьесе были две Софьи Андреевны и одну играла я, а другую — Книппер. Режиссировал Рощин-Инсаров и предсказывал мне блестящий успех, если я поступлю на сцену. Книппер была тогда очень незаметной, застенчивой, молчаливой молодой девушкой. Говорили, что у нее очень строгий отец. Брат ее, Константин, бывал у нас в доме и тоже жаловался на чрезмерную строгость отца. Мать я видела, и она на меня произвела впечатление очень чопорной и натянутой. Мы попытались познакомиться домами, но это не вышло.

Как-то, катаясь на тройках, вздумалось нам заехать за Ольгой Леонардовной и Константином. Подкатили мы со звоном и шумом к подъезду Книппер, стали звонить, как вдруг из двери испуганно выскочил Константин и замахал на нас руками. Он сказал что-то и сейчас же запер дверь.

— Что он сказал? Что он сказал? — спрашивали из саней.

— У него только что умер маленький брат, — шептали те, кто ходил звонить.

— Умер брат? Брат?

Мы отъехали шагом, чтобы не слышно было бубенцов. Все чувствовали себя так, будто были в чем-то виноваты, и стыдились. Настроение сразу упало.