– Рад был это услышать. Дело в том, что завтра вечером, к отплытию, ты должен быть на борту «Дианы».

– Но ты же просил меня отправиться в имение твоих родителей.

– Совершенно верно. Но у тебя будет масса времени, чтобы вернуться в док к вечернему приливу, когда Эммет начнет сниматься с якоря.

– Это нечестно, Джеймс, – нахмурился Стивен. – Ты же знаешь, как я измучился за последние недели. Непрерывная качка, узкая койка, корабельная еда – и это не считая Эммета, который храпит, как стадо слонов! Я так мечтаю о мягкой пуховой кровати, о толстом сочном бифштексе и, наконец, о какой-нибудь хорошенькой леди, которая поможет мне скоротать время до утра. Зачем я должен быть на борту и почему меня нужно лишать этих милых сердцу удовольствий?

– А разве деньги тебе не нужны? – спросил Джеймс, складывая руки на груди. – Или ты готов ждать до будущего лета, пока я верну тебе должок за пари? – Джеймс уловил настроение Стивена, понял, что попал в точку, и решил еще больше подсластить пилюлю: – К тому же я дам распоряжение своему управляющему, чтобы он, как только ты прибудешь на судне в Райленд, выплатил тебе премию. Еще одну тысячу фунтов. Тысячу фунтов, дружище!

– А премия за что?

– За то, что ты присмотришь за тем, чтобы золото и драгоценные камни были уложены и заперты в моем подвале, – пояснил Джеймс и закончил, дождавшись кивка Стивена: – После этого ты останешься гостем в моем поместье до тех пор, пока я не пришлю тебе весточку и не назначу нам встречу в Лондоне.

– Остаться жить в твоем доме? – поскучнел Стивен. – Но почему? Боишься, что твой управляющий может сбежать вместе с твоим золотишком?

– Нет. Просто не хочу, чтобы кто-нибудь увидел тебя раньше времени. Всем известно, что ты уплыл в Индию на моем судне, и, пока я не разберусь с дядей моей жены, я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал о моем возвращении.

– Но твое поместье находится в такой глуши, – запричитал Стивен. – Нет, пойми меня правильно, Райленд – прекрасное имение, но очень уж оно… изолировано от мира. Ни тебе игорных домов, ни приличного ресторана, ни клуба…

– Прекрати плакаться, – вздохнул Джеймс, – и послушай меня. Если мое поместье тебя не устраивает, можешь остановиться в новой гостинице, в деревне. Очень милая гостиница, а хозяйка гостиницы – прелестная молодая вдова и, между прочим, лучшая кухарка во всей округе. А в гостинице каждый вечер, насколько мне известно, собираются картежники.

– Хорошенькая молодая вдова и вдобавок мастерица готовить? – оживился Стивен. – Что ж, звучит неплохо. Быть может, для моего здоровья, и впрямь будет полезно провести несколько недель на деревенском воздухе. Тем более с деньгами, которые ты обещал…

Было заметно, что идея пожить в глуши с каждой секундой начинает все больше и больше нравиться Стивену, и наконец он торжественно заявил:

– Между прочим, я могу присмотреть также и за постройкой солярия. С моим знанием ботаники я создам в твоем имении настоящие джунгли!

– Постой, постой, – встревожился Джеймс. – Это твоя матушка специалист по части ботаники, но только не ты. Ты даже не знаешь, с какого края за лопату взяться. Нет, очень тебя прошу, не вмешивайся в постройку солярия, займись лучше вдовой.

Но Стивен, казалось, не слышал слов Джеймса. Он воздел руки к небу и восторженно продолжал:

– Да, я вижу это словно наяву. Высокие, величественные рамы из дерева и стекла, дающие солнечный свет диковинным растениям. Каменная стена, с которой падают вниз струи водопада, разбиваясь на сотни мелких пенных брызг! Тропические цветы, распускающиеся под небом Англии! Где твой план, Джеймс? Я хочу немедленно приступить к работе с ним. Кто знает, может быть, я нахожусь сейчас в начале своей новой великой карьеры знаменитого создателя садов и оранжерей?

– Боюсь, с этим получится так же, как с твоим оперным пением, – покачал головой Джеймс. – Я помню, как ты нанимал учителей, как покупал новое пианино для своего загородного дома, как вез его за тридевять земель на повозке…

– Не будь таким жестоким, Джеймс, – надулся Стивен. – Откуда я мог знать, что у меня нет слуха? Я же никогда не пел до этого.

– А твоя попытка стать знаменитым писателем? – продолжал Джеймс. – Помнишь, ты написал роман, который никто не смог даже толком прочитать, потому что он был написан наполовину по-английски и наполовину по-французски?

– В моей семье все говорят на этих двух языках, – возразил Стивен. – Я до сих пор думаю то по-французски, то по-английски, поэтому так и получилось.

– А затем ты решил заняться живописью. До сих пор не могу забыть фрески, которыми ты покрыл стены у себя в доме. Это правда, что тебе потом пришлось положить четыре слоя побелки, чтобы замазать эту дикую смесь малинового с желтым и зеленым?

– Да, как выяснилось, я плохо различаю цвета, ну и что? Зато ты сам сказал, что деревья, нарисованные моей рукой, ты не забудешь никогда.