— По какой же мы пойдем, мама?

— По какой пойдется, по той и пойдем, где придется, там и присядем, — торопливо заговорила мать. — Какое место понравится, то и наше. Худо ли, плохо ли?.. Хорошо, распрекрасно-хорошо!..

Они шли день за днем, ночевали то на сеновалах, то в сенях, то в клунях. В любой дом и в любые сени входила Анна, как в свою хату, здоровалась с хозяевами и доверительно говорила:

— Не найдется ли местечка переночевать? Иду, ищу места такого, где бы сиротам моим лучше окорениться…

Им сочувствовали, устраивали на ночь и давали советы.

До Заречья было далеко, а шли они медленнее, чем думали, потому что Нюша натерла ногу. У них не осталось ни денег, ни хлеба, Мать выменяла юбку и шаль на хлеб. После этого менять стало нечего…

В полдень, когда они проголодались, мать подошла к женщинам, сидевшим на крыльце, и сказала просто:

— Нет ли хлеба, женщины? Идти еще далеко, а дочка, на беду, ногу стерла. Не поспели мы в срок дойти… Истратились.

И так же просто, как она просила, женщины поделились с ней молоком и хлебом.

Однажды в полдень они вошли в большое село. Улицы и дворы были пустынны. Ставни больших домов закрыты от жары. В одном из дворов сидела толстая, краснощекая деваха в розовой, с темными пятнами пота рубахе и перекладывала из корзины в корзину помидоры.

— Не найдется ли у вас ковша воды да куска хлеба? — попросила Анна. — Дорога у нас дальняя, не рассчитали.

Девушка подняла осоловелые глаза и, глядя на Анну, молча взяла помидор из корзины и принялась сосать изо всех сил, с причмокиванием. Желтый сок неторопливо капал с круглого подбородка.

— Чего это там, Тамарка? — раздался из дома старушечий голос.

— Нищенка тута, — хрипло протянула деваха. — Милостыньку христа ради…

Анна схватила девочек за руки и рванула их с места.

Однажды Даша поотстала и издали услышала необычайно звучный и радостный мамин голос:

— Даша, Дашенька!

Мама стояла на вершине холма, и на тронутом вечерней желтизной небе отчетливо выделялась ее темная фигура. Стояла она, опираясь на палку, ссутулясь и неестественно вытянув худую шею. Видно было, как ходят под темной кожей круглые хрящики горла. Серая от седины и пыли прядь волос билась, как крыло, меж бровей, то взлетала по ветру, то снова никла. «Нищенка!» — холодея от жалости, повторила про себя Даша чужое слово. Но глаза матери светились радостным светом.

— Ну, дочка, глазастенькая моя, смотри, куда нас дорога вывела, — сказала мать.

Внизу среди кудрявых лесистых холмов голубела речка. Вдоль берегов в густой зелени виднелись добротные дома. С левой стороны литым массивом стояли хлеба. Пыля и звеня бубенцами, шло по дороге стадо.

Даше так приглянулось красивое место и так устала она идти, что закричала:

— Не тронусь отсюда, здесь жить стану! Двойняшки поддержали ее в два голоса. Мать тихо сказала:

— Ну что ж, дочушки, быть этой логовинке нашей! Надолго запомнила Даша свою мать вот такой — сгорбленной от усталости, с хрящиками на темной, выгнутой шее и с этим синим светом в глазах.

Все четверо пошли, торопясь так, словно кто-то хороший нетерпеливо ждал их у этих холмов.

За низким забором полная старуха, тяжело топая по двору, накрывала стол под деревом. Мужчина и мальчик лет десяти строгали доски на верстаке возле дома. От самовара шел дымок, и хорошо пахло от этого дымка человеческим жильем, вечерним уютом.

— Здравствуйте, добрые люди! — сказала мама. Старуха, тяжело ступая, подошла к калитке.

— Это откуда же ты такая, ровно зачумленная?

— И верно, зачумленная, — сказала мама. — От войны, как от чумы, не скоро уйдешь… Слышали, может, такое место — Чухтырки? Немец выжег до последней хаты. Самой — куда ни шло, а их, малых, не оставишь с неприкрытыми головами. Вот и повела я их.

— Куда же это вы идете?

— Идем по дороге, от беды к доле…

— От Чухтырок… Это сколько же идти? — вмешался мужчина. — Неужели вы все пешком?

— Пешком, — вздохнула мама. — Нюша у нас обезножела. Давно бы надо быть нам на месте, а мы еще идем да идем…

Старуха посмотрела на Нюшу, прижавшуюся к материнским ногам.

— Поистерла ступалочки? А вы входите-ка… — Она раскрыла калитку и, глядя, как захромала Нюша, сказала: — Вот и выходит, нас с тобой парочка—гусь да гагарочка. Я вот тоже вовсе обезножела. Я от старости, а ты от малости.

— Куда же ты с ними направляешься, мамаша? — деловито спросил мужчина.

— Шли мы в колхоз «Трактор», к председателю Ефиму Ефимовичу.

— Слышали про такого… Что же он вам, родственник, либо так, знакомый?

— По правде сказать, и не родственник он нам и не знакомый. Сильно хорош, говорят, человек… Мне ведь немного надо — была бы, работа! Я к любому делу способная… Думаю, поглядел бы он на мою работу, увидел бы, что за человек пришел, дал бы мне с сиротами обко-рениться… А как дошли до вашего села, облюбовались вашими местами! И стали мои девчонки проситься: пойдем да пойдем!