Наде не суждено было догнать своего отряда. Она проспала весь вечер и всю ночь как мертвая, и, только когда скупое осеннее солнце слабо заиграло на полу и окнах горницы, Надя с трудом открыла заспанные глаза и с удивлением стала оглядываться на чужую, незнакомую обстановку.

Этот пустынный дом, эта, словно заколдованная, тишина покинутых горниц казались девушке продолжением сна. Но мало-помалу мысли ее прояснились.

«Линдорский… Зося… фуражировка…»

Все это вихрем пронеслось в ее мозгу, и сердце ее сжалось.

Педантичный, сухой и строгий Штакельберг не простит ей ее отлучки, не простит за вернувшийся без ее начальства отряд.

Надо мчаться как можно скорее в полк и по возможности оправдать себя перед лицом начальства.

И, отвязав мирно пощипывавшего траву в цветнике Зеланта, Надя проворно замундштучила его и вихрем понеслась к полковой стоянке.

— Где ваш отряд, господин поручик?

— Я полагаю, ваше превосходительство…

— Тут нечего полагать, господин поручик! Или вы не знаете, что место начальника взвода впереди своего отряда? Я послал вас за фуражом. Прошли сутки, и вот вы являетесь один, без вверенных вам людей отряда. Где они? Потрудитесь мне отвечать!

Лицо Штакельберга, позеленевшее от злости, так и дергало судорогой. Глаза чуть не вылезали из орбит. Он тер себе щеку по привычке и смотрел на Надю взором, не предвещающим ничего хорошего.

А Надя, бледная, взволнованная не менее самого командира, была полна неясной тяжелой тревоги за свой отряд.

В самом деле, куда он мог деваться? Почему ее уланы не вернулись в полк, когда она приказала унтер-офицеру скакать прямо к русским позициям? Неужели?..

И холодный пот ужаса выступил на лице девушки.

«Им могли встретиться французы, и весь взвод перебит, как один человек», — подсказывала ей услужливая мысль, наполняя адским холодом все ее существо.

«Перебиты французами!» — мысленно в ужасе говорила девушка.

О, какая это будет жестокая кара за минуту, только одну минуту бессилия, болезненного бессилия и слабости, которую была не в состоянии побороть ее женская природа. Да и виновата ли она в ней, когда ей изменили силы и контуженая нога не позволяла двинуться с места? О! Теперь она сто раз проклинает свою опрометчивость!

Зачем она не послушалась увещаний Кириака, не пускавшего ее с перевязочного пункта, и вернулась в полк с едва залеченной, но далеко не вылеченной ногой!

— Вы повеса! — приходя все в большее и большее бешенство, уже неистово кричал Штакельберг. — Вы никуда не годный офицер и служака! Вам нельзя доверять ни одного солдата! Вы недостойны носить этого знака! — указывая на белый Георгиевский крест, висевший на груди Нади, заключил он чуть ли не с пеной у рта.

О! Это было уже слишком! Вся кровь бросилась в лицо девушки. Обида была слишком чувствительна и незаслуженна притом.

— Вы не можете меня так оскорблять, господин барон! — вне себя вскричала Надя. — Этот знак отличия мне пожалован самим государем, и не каждый может получить его! — произнесла она дрожащим от негодования голосом, и взор ее, помимо ее воли, скользнул по груди генерала, на которой среди всевозможных орденов не белел, однако, скромный Георгиевский крест.

С минуту Штакельберг молчал. Это было ужасное молчание. Он задыхался. Лицо его побагровело, глаза почти выкатывались из орбит. Спустя минуту он разразился неистовым криком:

— Вы смеете отвечать?! Расстрелять! Немедленно расстрелять! Под суд! Повеса! Бездельник! Расстрелять! — гремел его голос.

Синяя, толстая, как веревка, жила вспухла у него на лбу. Лицо исказилось бешенством. Кулаки сжались. Он стоял перед Надей с таким видом, точно готовился растерзать ее на месте.

— Извольте успокоиться, ваше превосходительство! — с неуловимой улыбкой презрения произнесла Надя и, прежде чем Штакельберг мог прийти в себя, с легким поклоном щелкнула шпорами, сделала условный оборот налево и скрылась за дверью.

У крыльца командирской квартиры уже толпились ее товарищи и друзья.

— Что такое? Что такое? — так и накинулись они с вопросами, лишь только взволнованная и бледная как смерть Надя появилась на пороге.

Но она, словно не видя их и не произнося ни слова, вскочила на Зеланта, которого держал на поводу у крыльца ординарец-солдат, и быстрым аллюром поехала по улице селения.

— Отыскать отряд, отыскать во что бы то ни стало! — бессознательно для нее самой шептали губы девушки. — Во что бы то ни стало отыскать, а потом…