Ответ последовал моментально. Как Келли и надеялся.

– Есть только П. Фостер в доме шестнадцать, сэр.

Еще одна победа. Келли откинулся на сиденье, выключил телефон и в считаные минуты снова уснул.

Он приехал обратно в Ньютон-Эббот примерно в двадцать минут шестого. С опозданием всего лишь на несколько минут. Это чудо, подумал он. Немного удачи, и он сможет быть в Баббакомбе около шести, несмотря на час пик. И он решил сделать это. На самом деле он просто не мог устоять.

Келли сразу же решил, что и этот визит он нанесет без предупреждения. Прием он получит холодный, но, как старый журналист с Флит-стрит, Келли знал, что преимуществ у этого метода больше, чем недостатков.

Движение было не очень плотным, и в основном все двигались из Торки навстречу Келли, когда он ехал по А380 через Кингскерсвел. Он свернул налево у больницы, по направлению Баббакомба, который находился в северной стороне чуть ближе к центру Торки, чем его район Святой Марии.

Грейндж-роуд была приятной улицей с маленькими довоенными домиками в самом центре деревни Баббакомб, напротив набережной. Это место было полной противоположностью Бель-Вью. У каждого дома был аккуратный ухоженный садик, все было недавно покрашено.

Было уже темно, и Келли щурился от света псевдовикторианского фонаря, прикрепленного к стене около входной двери дома номер шестнадцать. Он стоял на ступеньках, и свет падал прямо ему в глаза. Келли оглянулся. На улице было совершенно тихо. И снова – чувство, что он незваный гость. Но Келли и в этот раз поборол его, с ловкостью, которую ему придавали годы работы профессиональным незваным гостем. Гостем, который вмешивается в жизнь других людей.

Звонка не было. Однако посреди крашенной в белый цвет двери блестело медное кольцо, с помощью которого можно было постучаться. Но дверь открылась, не успел Келли поднять правую руку, чтобы схватиться за кольцо.

Перед ним стояла женщина. Очень худая и несколько болезненного вида, с неестественно темными волосами, одетая в черное с ног до головы.

– Мистер Стайлз? – сразу же спросила она.

– А… нет, – сказал Келли растерянно. И начал представляться. – Я…

– Но вы из «Стайлз-энд-Мерчент»? – резко перебила его женщина.

– Да нет, – повторил Келли.

– А… – Женщина выглядела озадаченно. – Похоронное бюро, – сказала она, будто бы подсказывая ему. – Вы не из похоронного бюро? Я прождала весь день.

Теперь настала очередь Келли удивляться. Крейг Фостер умер больше шести месяцев назад, и об этом свидетельствовали не только слова полковника Паркера-Брауна, но и заметка о смерти, напечатанная в «Аргусе». Келли не нашел что сказать и только помотал головой.

– А-а, – опять сказала женщина. – А я ждала людей из похоронного бюро.

Голос ее затих.

– Простите, – сказал Келли, пытаясь взять под контроль не только свои мысли, но и голос. – Я не знал, что вас недавно постигла утрата. Если бы мне было известно, я бы не пришел.

Женщина, с любопытством уставившись на него, спросила:

– Тогда кто же вы? И что вам надо?

– Это касается вашего сына Крейга. Простите. Я зайду в другой раз.

Она посмотрела на него еще немного, сначала с некоторой неуверенностью, а затем как будто приняла решение.

– Нет, – сказала она. – Не уходите. Не уходите, если это касается Крейга. Филипп бы не хотел этого. Я знаю, он бы этого не хотел.

– Я… Я не хочу потревожить вас, – проговорил он, запинаясь.

Конечно же, он хотел потревожить ее. Он не хотел испортить одну-единственную возможность найти подход к этой женщине.

– Мы очень хотели, чтобы вы пришли, – сказала она, широко открыв перед ним дверь.

Келли сразу же вошел. Он понимал, что миссис Фостер, должно быть, его с кем-то путает. Но просто не мог устоять перед приглашением.

Она привела его в маленькую опрятную кухню и жестом пригласила сесть за блестящий новый сосновый стол. Черно-белый спаниель лежал, свернувшись калачиком на коврике у входной двери. Увидев Келли, он открыл один глаз, а затем снова закрыл. Домашняя собачка, подумал Келли. Миссис Фостер предложила ему чашечку чая, и он согласился.

Чайник уже стоял на столе. Чай был темно-коричневого цвета, и по температуре кружки, которую она подала ему, Келли понял, что чай едва тепленький. Келли потянулся за сахарницей и на всякий случай положил себе не три, как обычно, а четыре ложки. Но холодный чай все равно был горьким на вкус, и Келли пришлось делать над собой усилие, чтобы пить.

– Итак, что же вы пришли сообщить нам? – спросила она. И в голосе этой женщины слышалось обвинение.

– Вообще-то я надеялся, что у вас будет что мне сказать, – ответил он.