– Келли, – резко сказал он.

– Джон, простите, что звоню так рано. Но дело в том, что я думала, вы можете уйти на работу, и хотела застать вас.

Келли больше не ходил на работу, по крайней мере в обычном понимании этого слова, и он не имел ни малейшего представления о том, кто ему звонит. Это был женский голос – чистый, умный и, по-видимому, решительно настроенный. В этом голосе было что-то очень отдаленно знакомое Келли, но не до такой степени, чтобы он мог определить, кому он принадлежит.

– Это Маргарет Слейд.

Боже правый, подумал Келли, ее голос звучал по-другому, когда он пришел к ней в маленькую угрюмую квартирку.

– О, здравствуйте, – сказал он.

– Я просто хотела узнать, не удалось ли вам выяснить что-нибудь еще о том другом молодом солдате, про которого я вам рассказала. О Треворе. Который, как мне сказали, тоже погиб в Хэнгридже.

– Нет. Пока нет.

Келли не делал запросов о Хэнгридже после смерти Мойры. И не имел представления о том, когда будет готов снова взяться за это дело. Он почувствовал себя так глупо, когда вчера чуть было не устроил допрос Нику, что вся эта история просто вылетела у него из головы. Но, разумеется, у него не было ни малейшего желания делиться этими мыслями с Маргарет Слейд.

– Я был немного занят, – запинаясь, закончил он свое предложение.

– А-а. – В голосе Маргарет Слейд почувствовалось легкое разочарование. – Ну, да это неважно. Извините, что беспокою вас. Я просто подумала…

Голос ее замолк. Казалось, она была более чем разочарована. Ее голос звучал так, словно ее окончательно подвели. Он знал абсолютно точно, о чем она думает.

Он ворвался к ней, излучая уверенность, такой способный и хорошо осведомленный, и она подумала, что он будет расследовать дело о смерти ее дочери и других солдат. Но чего он тогда наверняка не прочувствовал, во время их первой встречи, когда она едва на ногах держалась, так это того, что ее это дело очень сильно беспокоило.

– Нет. Нет. Все не так, как кажется. Послушайте…

На какую-то долю секунды он задумался. Он осознал, что не хочет подводить эту женщину, так же как и ее дочь, и всех других молодых людей, которые лишились жизни в Хэнгридже.

– Послушайте. Моя подруга умерла как раз после того, как я был у вас на прошлой неделе. Вчера похоронили. Мы были готовы к этому. Она очень тяжело болела, но даже несмотря на это…

Келли замолчал и глубоко вздохнул. Маргарет Слейд и понятия не имела, чего ему стоило сказать это совершенно незнакомому человеку. Но в любом случае, к его немалому удивлению, он был рад, что решился на откровенность.

– Мне очень жаль, Джон, – сказала Маргарет Слейд. И один только ее голос дал ему понять, что ей действительно очень жаль, хотя она его едва знала, а Мойру не знала совсем. Но конечно же, этой женщине было хорошо известно, что такое горе и отчаяние. – И мне очень жаль, что я побеспокоила вас в это печальное время, – продолжила она. Теперь голос ее звучал как-то странно официально.

Но с другой стороны, когда случается горе, разве не к традициям и формальностям прибегают люди, подумал Келли. Маргарет Слейд было известно и это.

– Я перезвоню через неделю или две, если это удобно.

– Нет, не вешайте трубку, Маргарет. – То, что они стали звать друг друга по имени, казалось теперь вполне естественным. – Пожалуйста, все нормально, честное слово.

– Вы уверены?

– Абсолютно уверен. Это поможет мне думать о чем-то другом.

– Да, – сказала она.

Всего лишь одно слово, но у Келли вновь возникло чувство, что Маргарет Слейд поняла его.

– Ну, дело в том, что я связалась с Марсией Фостер, мамой Крейга. Я нашла письмо, которое она написала мне после смерти моей Джосси. Знаете, я сохранила все. Сложила все в одну коробку. Ну, в любом случае мы решили, что хотим что-то делать. Мы хотим, чтобы все семьи объединились вместе, сформировали организацию. Думаю, это называется «группа протеста». Я подумала, что вы можете дать мне адрес родителей Алана Коннелли.

Келли был удивлен и впечатлен. Он на секунду призадумался. Кроме всего прочего, это еще и отличный повод вновь связаться с семейством Коннелли. Нил Коннелли был не очень-то податливым, но теперь Келли сможет рассказать ему еще о двух смертельных случаях. А это, возможно, в корне изменит его отношение.

– Я не уверен, что мне следует это делать, Маргарет, – сказал он. – Но я скажу вам, как собираюсь поступить. Я вновь свяжусь с ними, расскажу им о вас и попрошу позвонить вам. Что вы думаете?

– О'кей. – Она остановилась. – Есть еще кое-что. Марсия Фостер и я думали, что, может быть, вы сможете нам помочь. У нас нет никакого опыта в делах подобного рода. Мы подумали, может, вы подскажете, что нам следует делать, кому написать и все такое.

– Ну да, – сказал Келли.

Журналист в нем начал размышлять, что это будет означать для него и его большой статьи. Он эгоистично думал о том, что его эксклюзивный материал может стать достоянием общественности раньше, чем он будет к этому готов. Если семьи начнут с того, что пойдут прямо на телевидение и в прессу, а нет сомнения в том, что обращение в СМИ – главная часть подобной кампании, то роль Келли станет довольно незначительной, или, по крайней мере, она будет ограничена лишь тем, что ему удалось разыскать до сих пор.