Когда кофе был готов, она налила полную кружку, принесла ее в комнату и приказала Нейлу:

– Пей!

– Мне бы лучше чего-нибудь покрепче.

– Только через мой труп. Пей, или я силком волью это тебе в глотку.

Нейл с ненавистью посмотрел на нее и дрожащими руками взял кружку. Карен сидела рядом, поддерживая кружку, пока он не выпил половину, и тогда, удостоверившись, что теперь он справится сам, оставила его в покое.

– Теперь мне можно чего-нибудь покрепче?

– А может, лучше душ?

– Что-то не хочется.

– Сделай это ради меня. От тебя несет, как от грязной бабы.

– Можешь уйти, я тебя не держу.

– Я не уйду, пока ты не протрезвеешь. Ты, конечно, можешь наплевать на все, но у меня сегодня вечером спектакль, и я не смогу играть его без тебя.

– Меня заменит дублер.

– Мне не нужен никакой дублер. Мне нужен ты.

Во взгляде Нейла она увидела бесконечную усталость. Неужели несчастный не спал всю ночь и ждал, когда принесут эти проклятые газеты?

– Чего ты хочешь от меня? – пробормотал он со злостью. – Ты что, не читала? Я ни на что не годен. Со мной все кончено. А это значит, что меня, скорее всего, попросят из театра.

– Ничего с тобой не кончено. И никто не собирается тебя выгонять. Я разговаривала с Арчи, прежде чем прийти к тебе, и он сказал, что ему как режиссеру важно лишь то, что на спектакле зрители наградили тебя овациями. Критикам ты можешь не нравиться, дорогой мой, а публика тебя обожает.

– Но мне от этого не легче. И я больше не хочу выставлять себя на позор и повторять свой провал.

Карен в бешенстве вскочила со стула. Терпение ее лопнуло.

– Ради Бога, Нейл! Перестань же думать только о себе! Да разве только твое будущее поставлено на карту? Эта пьеса – мой первый настоящий успех за целый год. И будь я проклята, если позволю тебе похоронить его. – Она увидела огорчение в его глазах, поняла, что наконец попала в точку, и добавила уже мягче: – Если ты не хочешь сделать это для себя, то сделай это для меня.

– Так нечестно, – пробормотал Нейл.

– Я знаю. Ты будешь играть в спектакле?

Он наклонил голову и взъерошил волосы.

– Да, да! Я буду играть. Теперь ты отстанешь от меня? И уберешься наконец из моего дома?

Карен с облегчением вздохнула.

– Не уберусь, пока не буду уверена, что ты совершенно трезв. – Она взяла его за плечо и встряхнула. – Ну давай, начнем с душа.

Нейл не тронулся с места.

– Ну же, миленький, посмотри на меня, хватит киснуть! Если ты сейчас же не встанешь, я принесу сюда ведро холодной воды и окачу тебя.

– Ну и достала же ты меня! Как колючка в одном месте! Понимаешь?

– Понимаю, – сказала Карен, не в силах сдержать улыбку. – Так как насчет душа?

– Ладно, ладно. – Он отвел в сторону ее руку и встал. – Я прекрасно справлюсь и без посторонней помощи. Большое спасибо!

Карен вернулась на кухню, поджарила мясо и сделала омлет. Она как раз намазывала маслом тосты, когда Нейл вышел из ванной в безукоризненно белых джинсах и красной спортивной рубашке с короткими рукавами.

– Привет, – сказал он немного смущенно и пригладил ладонью влажные волосы.

Нейл еще не очень уверенно держался на ногах, но взгляд уже прояснился. Карен поставила тарелку на дубовый обеденный стол.

– Надеюсь, ты проголодался, – сказала она, изумившись тому, как прекрасно актер выглядел, несмотря на бессонную ночь.

– Мне кажется, я ничего не смогу проглотить.

Карен взяла с полки чистую чашку и налила кофе.

– Попробуй. Начни с тоста, откусывай маленькими кусочками.

Слишком слабый, чтобы возражать, Нейл сел за стол и послушно стал грызть подсушенный ломтик хлеба, запивая его кофе. Когда он покончил с омлетом и съел половину мяса, дикая пляска в его желудке наконец прекратилась.

– А ты разве не собиралась сегодня с Элизабет в картинную галерею?

– Собираюсь. При условии, что ты пойдешь с нами.

– Может, с меня уже хватит?

– Я хочу услышать твое обещание, что до конца дня ты не возьмешь в рот ни капли спиртного, – сказала Карен, не слушая его. – И я хочу, чтобы ты честно лег спать, как только я уйду.

Нейл молча смотрел на нее. За какой-то час эта женщина сумела наполнить его маленькую квартиру своим удивительным, возбуждающим присутствием, и мысль о том, что она сейчас уйдет, была почти невыносимой.