Но Гертье было достаточно вспомнить совершенный и холодный профиль Атталины, ее ровный бесчувственный голос и неподвижные глаза, чтобы его неудержимо повлекло к продажным девкам. Вырастили, называется, завидную невесту! Прежде она была худой и угловатой, но живой и непосредственной, а стала чем-то средним между Спящей Красавицей и Снежной Королевой. Поцелуем не разбудишь и слезами не смягчишь. Брак с Атталиной рисовался Гертье чем-то готическим и роковым, вроде обручения с Венерой Илльской по новелле мсье Мериме.

–  Бабель, давай напьемся после оперетты!
– буднично предложил Гертье.
– В дым, в прах; я хочу превратиться в животное…

–  Охотно!
– поддержал его приятель. Он знал дорогу к Цирцее, обращающей мужей в свиней. Постоянно шныряя по этой тропе то туда, то оттуда, он отчасти утратил облик, данный человеку Богом, и выглядел почти дозревшим до скотства. Наливные щеки его цвели томатным румянцем, маленькие глаза горели беспутством и похотью, словно фонари у входа в бордель, на уме вечно были фривольные мыслишки, отвислый нос пьяно и жирно блестел салом, а толстый язык то и дело облизывал пухлые губы. На галстуке Бабеля виднелись пятнышки соуса, искусно прятавшиеся в узоре ткани. «Мой Фальстаф!» - говорил Гертье, словно давая другу титул. Тот охотно принимал прозвище, даже требовал орден в придачу к новому званию. Знаменитый брелок Бабеля в виде аметистового сердца всегда вызывал у куртизанок взрывы хохота, когда кутила доставал прозрачное лиловое сердечко и, целуя его, приговаривал: «Ну-ка, сделай чудо - спаси меня от пьянства!»

Почтово-пассажирский поезд № 106 загремел вдоль дамбы, проложенной сквозь болотистый лес. Тьма впереди и тьма по сторонам, лишь мощный керосиновый фонарь с вогнутым зеркалом, укрепленный спереди на паровозе, выхватывал из мрака рельсы колеи и редкие столбы на насыпи.

–  Дамы и господа, - унылым голосом тянул проводник, проходя коридором вдоль вагона и позвякивая колокольцем, - следующая остановка - Маэн, конечная. Дамы и господа, прошу готовиться к выходу. Если изволите заказать носильщика в вагон, доплата за место багажа пять центов…

Печка не справлялась с обогревом, до того было студено снаружи. Проводник заправил печку остатками угля, чтоб хоть перед Маэном господам пассажирам стало потеплей и они не высказали жалоб железнодорожному начальству. Ну кто мог подумать, что грянет такой холод! Запас угля взяли обычный, по погоде, но уже на полпути пришлось его пополнить, а ближе к Маэну угольщик так прямо и сказал: «Вы грешники на сто шестом - мороз привезли!» Оледеневшие усы угольщика топорщились сосульками, морда его лошадки покрылась иглистым инеем, а земля будто спеклась и железно звенела под тележными колесами.

–  Дамы и господа… - нудил свое проводник, хотя в вагоне первого класса было занято только три купе из восьми. Адвокат с секретарем, какие-то насупленные дельцы-компаньоны, одинокая девица. Нехорошо, когда девушка разъезжает в одиночку. Серьезна, не легкомысленна, держит себя строго. Шляпка скромная, темное пальто-ольстер, платье небогатое, но теплое, добротное, а из багажа - только ридикюль. Попробуй разберись, с чего ее вздернуло путешествовать одной и без вещей. Может, из дома сбежала? Вроде бы не служанка - как-никак первым классом едет. Опасно это. Если ее некому встречать на вокзале, то найдутся ушлые молодчики, из-за которых девушек потом находят мертвыми и обесчещенными где-нибудь между склепов на Голодном кладбище. И даже очень просто - стоит им заметить, как она из лучшего вагона выйдет без сопровождающих.

Исполнив все, что полагалось сделать перед прибытием, проводник остановился у своего закутка. Есть немного свободного времени; можно у лампы почитать газету. Хотя - что утешительного там прочтешь? Катимся в пропасть, ничего хорошего ждать не приходится. В Бельгии социалисты, в Пруссии Бисмарк, Франция вооружается - хочет отплатить пруссакам за Седан, Дания вооружается, все вооружаются! кругом кошмар» анархисты - вот и погода собачья!

Не заработать ли на девушке лишний десятицентовик? Скажем, предложить ей: «Сьорэнн, если хотите, я найду крепкого, честного кучера. Он отведет вас к коляске прямо от вагона».

Он постучал в купе. Не услышав ответа, встревожился и сам открыл дверь.

Из темноты на него смотрели карие глаза под полями шляпки и большой, отнюдь не дамский револьвер, сжатый руками в зимних касторовых перчатках.

–  Сьорэнн, я проводник!
– вскричал он, испуганно подняв руки.
– Ради бога, осторожней!

–  Вы напугали меня, - девичий голос был сух и резок.
– Больше так не делайте, ясно? И не бойтесь, - она проворно убрала оружие в свой ридикюль.

Желание помочь ей за небольшую плату улетучилось, словно его и не было. Вон как! с пистолетом! Пожалуй, к такой колючей никакой нахал не привяжется.

–  Хотите получить четвертак?
– спросила девушка спокойно, как будто не целилась в него мгновение назад.

–  О!., да, - у проводника отхлынуло от сердца.

–  Вы знаете, где телеграфная контора в Маэне? Когда она закрывается? Как до нее добраться?

–  Я видел,на вокзале табличку - «Телеграф работает с 10.00 до 20.00». Должно быть, там есть пункт приема телеграмм.

–  В котором часу мы прибываем?

–  Через десять минут, сьорэнн… даже меньше того. У вас вполне хватит времени, чтобы отправить депешу. Спасибо, - с поклоном принял проводник монету.
– Нижайше прошу вас простить меня за доставленное беспокойство.