Сожрав дрозда и облизнувшись. Кот опять закрыл глаза, представляясь слепым, как и раньше.

— Бедный дрозд! — сказал Пиноккио Коту — Почему ты так плохо с ним обошелся?

— Чтобы преподать ему полезный урок. Он будет знать в следующий раз, что не надо вмешиваться в разговор посторонних.

Они уже прошли полдороги, как вдруг Лиса остановилась и повернулась к Деревянному Человечку:

— Ты хочешь, чтобы у тебя стало вдвое больше золотых монет?

— Что?

— Ты хочешь из пяти несчастных цехинов сделать сто, тысячу, две тысячи?

— Еще бы! Но как?

— Очень просто. Не ходи домой, а иди с нами, вот и все.

— А куда вы меня поведете?

— В страну Болванию.

Пиноккио с минуту подумал, потом сказал решительно:

— Нет, не пойду. Я уже близко от дома и пойду домой, где меня ждет отец. Бедный старик, наверное, страшно беспокоился обо мне вчера, когда я не вернулся домой. К сожалению, я был непослушным ребенком, и Говорящий Сверчок был, ей-богу, прав, когда сказал: «Непослушным детям худо будет на этом свете!» Я это испытал на собственной шкуре, так как пережил много бед. Вот и вчера вечером в доме у Манджафоко я был на краю гибели... Бр-р!.. Меня и сейчас пробирает дрожь, когда я думаю об этом!

— Значит, — сказала Лиса, — ты действительно решил пойти домой? Ну что ж, иди, тем хуже для тебя!

— Тем хуже для тебя! — повторил Кот.

— Обдумай все хорошенько, Пиноккио, ибо ты топчешь свое собственное счастье ногами.

— Ногами! — повторил Кот.

— Твои пять цехинов могли бы превратиться не сегодня-завтра в две тысячи.

— В две тысячи! — повторил Кот.

— Но каким же образом? — спросил Пиноккио и от удивления широко разинул рот.

— Могу тебе это объяснить, — ответила Лиса — Ты, вероятно, знаешь о том, что в стране Болвании имеется некое поле, которое повсюду зовется «Волшебным Полем». Ты выкапываешь на этом поле небольшую ямку и кладешь в нее, к примеру, один золотой цехин. Затем засыпаешь ямку землей, поливаешь ее двумя ведрами колодезной воды, посыпаешь щепоткой соли, а вечером спокойно ложишься в постель. Ночью цехин прорастает и цветет, а когда ты на следующий день, после восхода солнца, приходишь на поле, — что же ты там находишь? Красивое дерево, усыпанное бесчисленными цехинами, словно тяжелый колос в июле — зернами.

— Значит, — все больше удивлялся Пиноккио, — если я на том поле закопаю мои пять цехинов, сколько же я найду наутро?

— Расчет довольно простой, — ответила Лиса, — ты можешь сосчитать по пальцам. Скажем, каждый цехин превращается в кучу из пятисот цехинов: значит, умножь пятьсот на пять, и получается, что на следующее утро ты положишь себе в карман две тысячи пятьсот звенящих, блестящих, новешеньких цехинов.

— Ой, как замечательно! — вскричал Пиноккио и от радости завертелся на одной ноге. — Когда я соберу эти цехины, я оставлю две тысячи себе, а остальные пятьсот подарю вам.

— Подарить нам! — возмущенно воскликнула Лиса и заключила очень обиженно: — Сохрани тебя бог от этого.

— ...бог от этого! — повторил Кот.

— Мы, — продолжала Лиса свою речь, — не трудимся презренной прибыли ради. Мы трудимся исключительно для того, чтобы обогащать других.

— ...других! — повторил Кот.

«О, какие честные господа!» — подумал Пиноккио. И в одно мгновение он забыл о своем отце, о новой куртке, о букваре, обо всех своих добрых намерениях и сказал Лисе и Коту:

— Пошли скорее! Я с вами.

Они шли, шли и шли и к самому вечеру дошли наконец до таверны «Красного Рака».

— Завернем сюда, — предложила Лиса, — чего-нибудь перекусим и отдохнем часок-другой. В полночь мы снова двинемся в путь и на рассвете будем уже на Волшебном Поле.

Они вошли в таверну, и сели все трое за один стол. Но аппетита ни у кого не было.

Бедный Кот, страдавший тяжелым расстройством желудка, смог съесть всего-навсего тридцать пять рыбок-краснобородок в томатном соусе и четыре порции требухи с сыром пармезан. А так как требуха показалась ему неважно приготовленной, он велел принести себе три порции масла и тертого сыра.

Лиса тоже с удовольствием поела бы чего-нибудь. Но так как врач прописал ей строжайшую диету, то она вынуждена была ограничиться нежным и хорошо прожаренным зайцем, а в качестве легкой закуски — парой откормленных кур и парой совсем молодых петушков. На закуску для аппетита она заказала еще рагу из куропаток, тетерок, кроликов, лягушек, ящериц и винограда. И больше ей ничего не хотелось. Еда, сказала она, до того ей противна, что она не может на нее смотреть.

Пиноккио — тот ел меньше всех. Он заказал пол-ореха, кусочек хлеба, да и к этому не прикоснулся. Бедному малому, поглощенному мечтой о Волшебном Поле, казалось, что он сыт золотыми монетами.

После того как все поужинали, Лиса сказала хозяину таверны:

— Дайте нам две хорошие комнаты — одну для синьора Пиноккио, другую для меня и моего друга. Перед дальнейшим походом мы хотим немножко вздремнуть. Но имейте в виду, что в полночь нас нужно разбудить, так как нам необходимо продолжить свое путешествие.

— К вашим услугам, синьоры, — сказал хозяин и лукаво подмигнул Лисе и Коту, что должно было означать: «Порядок, мы понимаем друг друга».

Не успел Пиноккио лечь в постель, как тут же уснул и увидел сон. Во сне он стоял посреди поля, и поле было засажено деревцами, а деревца были сплошь увешаны гроздьями золотых цехинов, которые на ветру сталкивались и звенели: «Динь-дилинь, динь-дилинь, динь-дилинь», словно говоря: «Рвите нас, рвите!» Но как раз в то прекрасное мгновение, когда он протянул руку, чтобы набрать полную горсть этих прекрасных монет, его внезапно разбудили три громких удара в дверь.