Мировой Лис лежал в основании Вселенной и мирно спал. На седьмой день Лис поднял голову, пошевелил ушами и громко чихнул, потому что Меджекивис попал ему в нос. Что случилось потом, может рассказать каждый индеец племени оджибуэй, да и не только оджибуэй, но и вообще любой индеец с Великих Озёр, переживший то ужасное землетрясение.

Так Меджекивис отправился домой, а Великий Лис остался лежать в основании Земли, где и будет пребывать до тех пор, пока ему в конце времён не вздумается отправиться по своим делам.

Мало было известно про рыбу-лисалаку. Говорили, что живёт она в океане-море, заедает пряником печатным. О том же, что именно она заедает, предание умалчивало. Однажды Меджекивис решил разузнать об этом побольше, надулся и нырнул на большую глубину. Не успел он опуститься на дно, как длинная морда рыбы-лисалаки высунулась из-за ближайшего камня.

Меджекивис дружил со зверями и птицами, но с рыбой-лисалакой знаком не был. Не предостерегло его предание, хоть оно и говорит о лисалаках достаточно ясно. Увидев перед собой морду рыбы-лисалаки, он зажал нос, чтобы туда не налилась вода, и спросил:

– А не вы ли случайно рыба-лисалака?

Острая морда лисалаки придвинулась к нему поближе.

– А ведь в наше время мало, - задумчиво сказала рыба-лисалака.

– Чего мало?
– забеспокоился Меджекивис.

– В наше время вообще чрезвычайно мало, - утвердительно добавила рыба-лисалака и полностью вылезла из-под камня.

И мы не станем рассказывать дальше, но к тому времени, когда Меджекивис отрастил себе новый палец на ноге, он совершенно точно знал, что именно заедает пряником рыба-лисалака.

А к преданию после этой истории всего только и добавилось, что одна строчка: "Есть на свете рыба-лисалака, живёт рыба в океане-море, заедает пряником печатным, и всего-то лисалаке мало". А что "палец Меджекивису отъела" - про то ни слова. Ничего не скажешь, жестокая вещь предание.

Белые люди неутомимы. Любой индеец давно упал бы и умер, причём умер бы без сожаления, случись ему строить дорогу из Миннесоты в Айову, а белые люди только немножко загорели. Им нипочём, что горячий чёрный песок, который они насыпают на дорогу, за ночь успевает превратиться в совершенно серый и холодный. С минуту они кричат и размахивают руками, видимо, обсуждая эту неудачу, а потом снова принимаются как ни в чём не бывало насыпать сверху чёрный песок.

Однажды Меджекивис разлёгся посреди прерии, прикрыв глаза и покусывая травинку. Неподалёку от него стоял столбиком сурок по имени Мармотта и громко сурчал.

– А что это за шум и суета там, на горизонте?
– спросил Меджекивис.

– А это белые люди со своей дорогой Миннесота - Айова подвигаются сюда, - объяснила Мармотта.

– Давно хочу выйти на тропу войны с ними, - вскользь заметил Меджекивис, - да всё позабываю за делами.

Сказав это, он нанёс свою знаменитую боевую раскраску, и, растянувшись на солнышке, стал поджидать врага. Словом, к тому времени, когда белые люди, работая в бешеном темпе, добрались до этого места, они увидели разноцветного Меджекивиса, лежащего пластом, в пятнах нехорошего вида.

– Чума! Холера!!
– завопили белые люди, рассмотрев его в упор.
– Эпидемия!!!..

С этими криками они постепенно уменьшались и вскоре скрылись за холмами, окаймлявшими горизонт.

Нечего и говорить о том, что через эти земли так никогда и не прошла дорога Миннесота - Айова. Зато там и теперь повсюду стоят внушительные, крупные столбики и громко, уверенно посвистывают. Это сурок Мармотта и её потомство.

Как-то к Меджекивису прилетел большущий ворон Кагаги, сел к нему на плечо, с интересом клюнул серьгу в ухе Меджекивиса и сказал:

– Слушай, друг мой Меджекивис, дело-то дрянь: никак мне не удаётся наворовать кукурузы. Только ухвачу клювом початок и поволоку его с поля, как мигом набегает целая орава женщин и машет на меня своими юбками. Ну, как можно что-нибудь украсть в такой обстановке?

– Отвяжись от меня, Кагаги, сделай милость, - отвечал Меджекивис, хлопая его по плечу.
– По тебе не скажешь, что ты отощал.

Тут Кагаги разинул свой клюв и так громко и негодующе раскаркался, что Меджекивис согласился.

На другое утро все женщины стойбища в растерянности перерывали всё в поисках своих юбок. Немалая коллекция юбок скопилась у Меджекивиса, и это не вызывало энтузиазма у мужчин племени. "Юбки моей жены должны быть на моей жене", - твёрдо заявил вождь, и все по очереди с ним согласились. Вдобавок, придя на поле, все увидели там Кагаги, который так набил себе брюхо, что не мог даже взлететь. Меджекивис почувствовал, что пора как-то спасать положение.