Ненавижу! Ненавижу этот мир, эту жизнь! Но больше всего ненавижу себя. Ненавижу за то, что погрязла в этой обыденности и ничего не изменила. Ведь это вполне возможно — сменить место жительство, работу, профессию, круг друзей, имидж, наконец. Впрочем, это вполне реально для других. Но не для меня.

В этом мире, в этой жизни — я ничего не стою. Я избалованная изнеженная принцесса, которой все запрещают. Руководствуясь при этом моими же интересами. Знаете, как это звучит?

Какие игры? Что вы, мон ами, это же так опасно! Можете вышивать или играть на фортепьяно. Какие современные танцы? Что вы, шерри, нет-нет! Никаких танцев, если только чуть-чуть бальных. И обязательно иностранные языки. У вас ведь так много свободного времени.

Какие детки? Которых вы в окно видели? Мон шер, никаких чужих оборванцев. Завтра приедут ваши друзья.

А что делать, если я этих друзей ненавижу? Меня просто коробит при первой мысли о том, что придется сидеть и послушно участвовать в разговоре о моде, машинах и косметике? Тема мальчиков — под запретом! Что вы, послушные воспитанные леди о таком никогда не говорят.

А если я хочу курсы вождения машин? Маман падает в обморок… очнувшись, хмурит прекрасный лобик и выдает: «Никаких машин. Только готовка».

Угу. Принцесса на кухне в фартучке, ха-ха. Хорошо хоть, что похуже не придумала. Думаете, я сопротивлялась? О, да… когда-то. Еще когда мне было лет семнадцать, и каждый день был вызовом судьбе.

Сейчас мне двадцать. Я ненавижу свою жизнь, но не могу ничего изменить.

Ведь «слабенькой» девочке нужны уколы…

А завтра все закончится и начнется по новой, только уже немного по-другому. Завтра моя свадьба. Своего жениха я никогда не видела. Даже не знаю его имени, надеюсь, это мне сообщат. Хотя с родителей станется забыть об этом. В любом случае, узнаю, как его зовут на свадьбе. При регистрации. Подача заявлений? Да что вы! Что за наивность? В нашем мире все решают деньги. А они у моей семьи и моего жениха есть. Вот о его деньгах мне все уши прожужжали. А мне приходится поддакивать. Да, как хорошо, что у него есть деньги. Да, я стану ему прекрасной женой. Мои слова думаете? Отнюдь.

Я никак не могу понять, за что меня так не любят мои же родители… Впрочем, это все лирика. В соседнем зеркале отразилось бледное привидение. Люди с непривычки всегда пугаются. А это не привидение, это всего лишь я.

Бледная кожа, загар нынче не в моде, огромные фиалковые глаза, длинная коса золотистых волос до пояса. Ухоженный облик, тонкий силуэт с пышными формами. Знаете, сколько операций потребовалось для этого совершенства? Сосчитать сложно. Вначале родителей не устроила моя грудь — сделали больше. Потом нижние девяносто. Аналогично. Потом были еще и еще переделки.

Теперь в зеркале от меня почти ничего не осталось. Только волосы и глаза. Мне даже разрез глаз изменили. Были обычными, стали миндалевидными. Знакомые, начитавшиеся фэнтези, вечно хохочут и сообщают — мне бы ушки чуть поострее. И буду эльфийкой. Что я могу сказать по этому поводу? Друзей у меня нет. Настоящих. А важных знакомых — слишком много. Ой, опять голова кружится. Надо лечь. Завтра, все будет завтра. Новый укол, без которого моя жизнь уже не имеет смысла. И свадьба.

Впрочем, до утра я не долежала. Особо сильный приступ боли заставил меня встать и двинуться вниз, к врачу. Да есть и такой в нашем особняке. По привычке я обходила по дороге посты охраны. Поэтому дошла до его кабинета незамеченной. А уловив свое имя, замерла.

— Анжелика завтра выходит замуж, — голос отца.

— Да. Укол придется делать усиленный, — голос врача.

— Действительно. Чтобы она не сбежала. Надо же упертая девчонка. Другая давно бы смирилась, а эту укротить можно только используя уколы.

— Интересно, кто был у нее в роду?

— На что намекаешь?

— Ну, она явно с Авалона.

— Ты знаешь об Авалоне? — в голосе отца звучит веселое изумление.

— Знаю, шеф, — врач смеется. — Мои родители с него пришли.

— И мои, — кивает отец. — Думаешь, она оттуда?

«Интересно, о чем они говорят?»

— Ага. Только непонятно у кого могли быть фиолетовые глаза. Все-таки она слишком необычна. Хрупкая кость. Да и слишком высокая сопротивляемость к зелью. Выгодным кстати оказался товар?

— Ты даже не представляешь насколько. Купили мы ее в роддоме за копейки. А продадим завтра за такую сумму. Страшно сказать!

— Еще бы. Кому не нужна воспитанная жена, которая слово мужу поперек не скажет.

— Ага. А Марк у нас еще и боевой. Думаю, первое время он девочку поукрощает без лекарств.

Мужчины захохотали. Я стояла, прижавшись к стене и меня колотила дрожь. Они говорили все это время про меня. Я не родная. Я товар! Который завтра продадут.

В прострации, забыв о том, что привело меня к кабинету врача, я двинулась обратно. В свою комнату. Постель приняла меня радостно, укрыла пуховым одеялом, и я провалилась в сон. Без сновидений.

И это было к счастью. Каждое такое сновидение словно выпивало из меня жизнь. Ведь я всегда видело одно и тоже. Два крыла незнакомого дворца, одно крыло горит. Во втором крыле чуть теплится свеча. И над всем дворцом несется тягучий безудержный крик «Слишком поздно».