– Примерно четыре десятка, – отрапортовал гауптштурмфюрер.

– Хорошо, – Беккер зевнул. Дало знать о себе недосыпание.

Сапер отдал честь, развернулся, и его поглотили клубы пыли.

– Великое дело никогда не бывает простым, – напыщенно сказал бригаденфюрер Циклеру, чувствуя, что успокаивает прежде всего себя, и двинулся к машине. В здании комендатуры его ждал завтрак, после которого будет возможность час другой поспать. Упускать ее Беккер не собирался.

Нижняя Австрия, город Вена, левый берег Дуная

31 июля 1945 года, 9:35 – 10:44

В сон ворвался какой-то гул, словно от разыгравшейся за окном свирепой вьюги. Петр беспокойно заворочался и открыл глаза, в одно мгновение осознав, что находится он в тех местах, где вьюга бывает раз в пять лет, и уж точно – не в июле.

Спал он в маленькой комнатушке в здании штаба, переоборудованной под караулку. Другого места для ночлега вчера по позднему времени искать не стали, да и капитан не настаивал на удобствах.

За несколько дней, что здесь находились солдаты, помещение пропахло табачным дымом так, что казалось, кто-то постоянно курит в углу. Но крепкому сну капитана это не помешало. Не повредила ему и некоторая суета, неизбежная в любом караульном помещении. Едва оказавшись на кровати, Петр просто провалился в черную бездну, и вновь осознать себя ему помог тот самый загадочный гул…

На стуле рядом с кроватью разведчик обнаружил новенький комплект капитанской формы, включая сапоги. Несмотря на то что одежда довольно неуютно колола тело и вызывала некоторую неловкость, Петр с радостью в нее облачился. Ходить в штатском было гораздо неприятнее.

Скрипя сапогами и поминутно одергивая мундир, он вышел в коридор и только тут обратил внимание на довольно громкие крики во дворе. Страха в голосах не было, лишь удивление.

Гадая, что там могло произойти, Петр бросился в конец коридора, к окну, выходящему на юго-запад, выглянул и обомлел. По ту сторону Дуная, где-то на Рингштрассе, поднималось к небу облако пыли, словно от взрыва исполинской силы.

Невольно поднял глаза к небу, ожидая увидеть там бомбардировщик или иной самолет, с которого была сброшена бомба. Но небосвод над Веной был чист, и безмятежно плыли в голубизне ватные комья облаков.

При повторном взгляде на город Петр внезапно понял, что в привычном пейзаже чего-то не хватает. Некоторое время ленивый со сна разум отказывался осознать случившееся, но когда понимание пришло, Петр едва не задохнулся от возмущения и гнева – исчез шпиль собора Святого Стефана…

Не оставалось сомнений, что нацисты уничтожили его. Одно только было непонятно – зачем? Петр отвернулся от окна и медленно побрел по коридору, почти не видя происходящего вокруг.

– Капитан Радлов? – прозвучавший вопрос вывел разведчика из задумчивости.

В нескольких шагах от него стоял офицер с погонами майора на плечах. Тело его было мускулистым и плотным, глаза – синими и внимательными. Во взгляде, обращенном на Петра, читался вопрос.

– Так точно, товарищ майор! – ответил разведчик, внутренне подбираясь.

– Я – майор Косенков, с сегодняшнего дня – ваш командир, – пояснил незнакомый офицер. – Приказ о вашем зачислении в специальную разведывательную группу уже готов.

– Разрешите узнать…

– Не разрешаю, – спокойно, но очень уверенно сказал майор. – Вы всё узнаете на совещании, которое начнется, – тут Косенков взглянул на наручные часы, – через пять минут. Следуйте за мной.

Петр поспешил за старшим офицером, впервые ощутив, что непозволительно долго спал. Накопившаяся усталость заставила провести на койке время, необходимое для утреннего туалета и завтрака.

В кабинет коменданта он вошел голодный и как никогда стесняющийся щетины на щеках. Последний раз брился еще в Шаунберге, в плену, где ему каждое утро приносили горячую воду. В последующие дни не было условий, чтобы привести себя в порядок, а вчера – просто не хватило времени.

– Проходите, товарищи, садитесь, – генерал-лейтенант Благодатов указал на расставленные заблаговременно стулья. На столе было расстелено несколько карт.

Возле стола сидел долговязый чернявый капитан. Он поднялся, приветствуя вошедших, а Петру протянул руку:

– Томин.

Петр пожал узкую и костлявую ладонь, ответил коротко:

– Радлов.

Стул оказался неудобным, на таком если и захочешь – не расслабишься.

Генерал-лейтенант оглядел молчащих офицеров, взгляд его за круглыми стеклами очков был холоден и неподвижен, словно у рептилии. Обычного добродушия в глазах не было.