Поэтому все они, мальчики и девочки, собрались сегодня здесь, чтобы еще раз — в последний раз — увидеть два чуда, которые показывает на своем прощальном представлении цирк Струцкого:

Тигры, образуя круг, ждали на своих деревянных шарах.

Женщина в золотистом чешуйчатом платье со сверкающими разноцветными камнями отступила на шаг.

Двенадцать одинаковых, грациозных прыжков — и тигры очутились возле нее, легли кругом, положив морды на вытянутые лапы. Теперь казалось, что вокруг женщины раскрылся гигантский подсолнечник с двенадцатью оранжевыми лепестками, перечерченными блестящими бархатными черными полосами.

Рука женщины принялась гладить круглые головы, мягкие уши, влажные морды. Она ласкала своих тигров. Она довольна ими.

Внучке старого господина стало стыдно при мысли, что дома ее не слушается даже кот Пуфулец.

Еще на прошлой неделе в самом разгаре игры он ни с того, ни с сего поцарапал ей щеку.

Выше, в заднем ряду, курносый мальчик с сияющими глазами поднялся на цыпочки, чтобы лучше видеть.

Это — Петруш, младший сынок рабочего одного из заводов города. Как и многие другие его сверстники, он целую неделю торчал у входа в цирк и скопил по грошам деньги на билет. Теперь ему хотелось не пропустить ничего из того, что происходило на арене: не зря же он с таким напряженным вниманием читал и перечитывал афишу, невзирая на холод и мокрый снег! И не зря с такой завистью смотрел на входившую в цирк публику. Теперь, когда он наконец здесь, как не превратиться в слух, не глядеть во все глаза?!

Окруженная тиграми мисс Эллиан подняла руки — звери могут встать, — потом щелкнула хлыстом. Упругим, неслышным шагом тигры вернулись на свои места, уселись на шары и замерли в ожидании новой команды. Женщина в золотистом платье со сверкающими камнями подняла обтянутый бумагой обруч и подожгла другой такой же, на железной подставке.

Снова щелкнул хлыст.

Один за другим звери отделяются от лакированных шаров, в длинном прыжке пролетают сквозь бумажный круг и, едва коснувшись песка, плавно переносят вытянутое туловище сквозь второй, пылающий круг.

Самый молодой и строптивый тигр не встретил повелительного взгляда укротительницы. Притворяясь, будто он не понял, что от него хотят, зверь пытается пролезть под объятым пламенем обручем, потом преспокойно усаживается на свой шар и лениво, со скучающим видом зевает.

— Это Раджа. Его зовут Раджа! — шепчет девочка. — Я запомнила его с прошлого воскресенья. Самый из всех злой…

Укротительница не окликнула его по имени, не тронула шелковой кисточкой хлыста, не копнула гневно песок носком туфельки. Она только раз пристально взглянула на него и подняла круг.

Тигр оскалился.

— Мне страшно! Идем домой, дедушка, мне страшно!.. — испугалась девочка и вцепилась в рукав деда.

— Шш…

Но кудрявой голубоглазой девочке в белой шубке и белой шапочке нечего было бояться.

Стальной взгляд укротительницы снова пересилил упрямство молодого строптивого тигра.

Раджа потупился, гибким движением слез с шара, напряг мускулы под бархатной шкурой и в два прыжка молниеносно пронесся через бумажные круги, один из которых продолжал полыхать.

Потом смирно вернулся на свое место. Его глаза смущенно просили прощения. Он знал, что его ждет.

Когда он вернется в свою клетку, его накажут несколькими сильными ударами по морде, но не тем тоненьким хлыстиком с шелковой кисточкой, которым укротительница пользуется на представлении, а кожаным арапником, что очень больно. А когда придет время кормежки, вместо куска сырого мяса он получит ведро воды. Наказание это было ему знакомо. Знаком ему был и другой облик женщины в золотистом чешуйчатом платье со сверкающими камнями, облик, которого не видел никто из людей, заполнявших партер, ложи и галерку. За кулисами мисс Эллиан меняла сверкающий туалет, в котором она появлялась перед публикой, на старую кожаную тужурку и короткую запятнанную юбку. И уже не улыбалась пленительно, посылая во все стороны воздушные поцелуи, в то время как цирк сотрясался от аплодисментов.

Она вооружается острым железным прутом и арапником с вплетенным в конце свинцом, хрипло кричит на тигров, бьет их и тычет им в ребра острым прутом. Она груба и беспощадна с ними, потому что хозяин — он же директор — цирка, человек куда более жестокий и жадный, чем его звери, не допускает ни малейшего отклонения от своих приказаний. Ему вечно кажется, что все лодырничают, мало работают. Ему хочется, чтобы номера программы были еще более рискованными. Все артисты для него — дармоеды.

— Я вас на улицу выкину, — то и дело грозится он. — Подыхайте потом с голоду!