Шрифт:
– А я знаю? – вопросом ответил Арс, зачарованно наблюдая, как Мешок Пыль трясет амулетом, а Некроинтерпресскон пытается заслониться обложкой.
– Заходите, – велел гроблин, когда гневно трепещущий страницами фолиант лег на пол, как присмиревший хищник.
Арс шагнул через порог и осторожно, вытянув шею, заглянул внутрь Некроинтерпресскона.
На страницах древнего и могучего фолианта клубилась тьма, пылали застывшие в судороге молнии, неспешно вращались черные воронки, и Топыряк с ужасом осознал, что не может отвести от одной из них взгляд.
– Не смотри, – его толкнули в плечо, – он выпьет твою душу…
Арс замотал головой, пытаясь определить, при нем ли еще душа.
По всему получалось, что она благополучно обретается в пятках и выходить оттуда не собирается.
– Сейчас я поймаю ответ на наш вопрос, – Мешок Пыль оскалил мелкие острые зубы, покрепче ухватился за щипцы и, опершись коленом о край гневно затрепетавшего Некроинтерпресскона, сунул в него руки.
В этот момент гроблин напоминал сантехника, отважно бьющегося с очень большим и злым унитазом. Он сосредоточенно двигал руками, а фолиант бурчал, кряхтел и булькал.
Потом Мешок Пыль дернул, словно подсекая, и отскочил от книги.
Зажатое в щипцах, билось, извивалось и разбрасывало искры что-то, похожее на ожившую полосу раскаленного металла.
– Мешок, сюда, – прошипел библиотекарь, и замершие студенты задвигались очень быстро.
Многие думают, что демоном быть легко: являйся по вызову ко всяким колдунам, исполняй их желания, а в остальное время развлекайся на полную катушку, используя сверхъестественные способности.
На самом деле демонское существование таит не меньше сложностей, чем людское или эльфийское…
Взять хотя бы солнечный свет.
За тысячелетия, проведенные в самом темном, затхлом и мрачном уголке Нижнего мира, память узника ослабела. Если честно, он забыл все, кроме имени, жестокого, выворачивающего нутро голода и яростно полыхающего желания отмстить тем, кто одолел его и заковал.
После побега воспоминания начали возвращаться, но очень медленно.
Поэтому, когда тьма принялась редеть, могущественный, но пораженный склерозом демон лишь удивленно распахнул то, что заменяло ему глаза, пытаясь осознать, что происходит…
А в следующее мгновение зашипел от охватившей тело боли.
Демоны не очень хорошо переносят солнечный свет, но если сталкиваются с ним часто, постепенно вырабатывают иммунитет. Узник в силу очевидных причин такой возможности был лишен.
В тот момент он решил, что враги добрались до него и что сейчас он провалится обратно в Нижний мир. Бешенство придало сил, и демон отчаянным броском метнулся к ближайшему островку спасительной темноты…
Раздалось шуршание вроде того, что издает размотанный рулон туалетной бумаги, и в подвале дома, считающегося по меркам Нор чуть ли не усадьбой, стало на одно живое существо больше.
Обитающие тут крысы не стали пытаться завести знакомство, а дали стрекача.
У крыс перед людьми есть одно большое преимущество – они не обременены затемняющим истинное восприятие интеллектом, которым погрязшее в глупости человечество почему-то гордится.
Среди засохших крысиных какашек, полуразвалившихся бочек и куч тряпья демон почувствовал себя довольно уютно.
Сейчас он пребывал в неподвижности и ждал, когда через щели прекратит струиться вызывающее боль сияние и когда можно будет выйти наружу, снова поиграть с людьми…
Улица Толстой Звезды, расположенная на правом по ходу солнца берегу реки Ква-Ква, славилась прежде всего тем, что лежала между Норами и гномьим кварталом, являясь чем-то вроде демилитаризованной зоны.
А еще тут жила Безумная Пифия.
На самом деле все пифии, предсказатели и пророки не в своем уме, а немножечко в чужом, и хорошо, если только в одном. Чтобы заслужить в их цеху прозвище «Безумная», его обладательнице пришлось постараться.
Поэтому стражники, свернув с улицы Злобных Карликов, остановились, чтобы вытрясти из закромов души крошки смелости.
– Ты уверен, что нам нужно туда идти? – в двадцатый, наверное, раз спросил Васис Ргов.
– Ты предпочитаешь отправиться в МУ? – поинтересовался Поля Лахов.
Ргов поспешно заткнулся, вспоминая пережитые в университете унижения.
Храбрости Торопливые набирались по-разному: Лахов смотрелся в снятый шлем и приглаживал аккуратно завитые волосы, Ргов мелко дрожал и бормотал что-то, а Дука Калис перезаряжал арбалеты, которых под длинным черным плащом носил ровно пять штук.
– Ну, пошли, – сказал лейтенант, водружая шлем на голову.