Шрифт:
Спустя два часа он уже имел представление о том, когда на Дюрран вступил первый цивилизованный житель. Произошло это двести лет назад, когда люди одного с Эвилом Эви народа колонизовали планету. Тогда, расположив поселения на поверхности своей новой родины у далекой звезды, они стали заниматься тут добычей минералов, промышленным производством и наукой. Но по настоящему крупным научным центром Дюрран стал после того, как спустя сорок лет колонизации именно его жители первыми вступили в контакт с представителями других народов галактики. Так началась для этой планеты Эра встретившихся рук.
Сейчас планета процветала, ее населяло три миллиарда человек, из которых тридцать процентов составляли представители других рас. Начав свой подъем как центр межзвездных контактов, Дюррон быстро вырос, превратившись из отдаленной колонии в крупный научный центр, где во имя всеобщего познания и благоденствия трудились рука об руку представители различных народов. С того времени, как началась для этой части галактики новая эпоха, все здесь перемешалось, слилось воедино, превратилось в мощный поток всеобщего прогресса.
География планеты также оказалась интересной. Несколько часов Павел изучал ее, просматривая один фильм за другим. Этот путь, казавшийся ему наименее утомительным, тем не менее, через несколько часов заставил его вновь почувствовать усталость. Решив что время закрыть глаза пришло и понимая сколько событий оставлял позади вчерашний день, Павел уснул. У него впереди было еще очень многое, и он отдался Морфею с чувством человека жаждущего постигать новое, трудиться, изменять себя и преобразовывать мир. Он уже спал, но дух новой силы, которой он наполнился за эти дни, бодрствовал и, как будто склонившись над ним, говорил: "Ведь это только маленькая, крошечная точка вселенной. Таких как она может быть миллион или больше, но посмотри, вглядись какой силой обладает разум, ведь он один облачившись в деятельность людей, может превратить малое в великое".
Глава 4. Неминуемое пробуждение
Павел спал, но мозг его лихорадочно работал. В реальности он лежал в большой кровати выполненной в стиле барокко, на далекой от Земли планете и спал. Но, в другом мире, где разум человека вырывается из под власти силы его сознания, все происходило само собой. Тот мир, который он покинул, стремясь порвать со слабостью собственного прошлого, не желал покидать его. Эта необычная стихия держалась в Павле каким-то странным, еще непостижимым ему способом. Наяву, там, где реальное царит не только как принцип, но и как факт повседневности он чувствовал себя хозяином своих чувств, он разрешал им то, что считал нужным и допустимым, и душил в себе, то, что виделось ему враждебным и страшным. Но так было лишь тогда, когда он бодрствовал.
На Земле Павлу почти никогда не снились сны, но даже если они приходили, то это было спокойное и ровное течение немного таинственных событий. Он властвовал над тем, что было в том, что снилось ему и силой чего-то, ему самому неизвестного, неподвластного, но все равно близкого, мог победить в своих снах все то, что казалось, несло в себе угрозу. Его сны не пугали его, и в них не могло произойти ничего, что могло бы потрясти его или заставить вспомнить о том, о чем вспоминать ему совершенно не хотелось. Но старое рухнуло.
С тех пор как несколько лет назад, еще на Земле, он встретился с Эви, все в нем стало меняться настолько быстро, что сам он был больше не в силах контролировать мир нереального, мир того, что может произойти только с ним и только там, где нет, и не может быть ничего. Он видел сны. И это были странные, болезненные сны, в которых его сила, а он всегда чувствовал, где во сне заключена его сила, терпела поражение. В сновидениях ему приходилось бороться с тем, от чего он предпочитал спрятаться, победив это, укрыв свой мир мощными стальными дверями.
Эти сны, всегда разные и всегда повторяющиеся снились ему часто. Он хотел спросить Эвила об этом, но так и не решился, отнеся все это к сокровенному, ему одному принадлежащему миру. В эту ночь, оставив утомление впечатлений, он видел сон. В нем он возвращался на родную планету, в далекий большой город, где вырос и жил.
Все было, как будто наяву и он чувствовал себя собой, себя собой прежним не измененным, одним словом не таким, каким он становился сейчас.
"Привет Красное Облако. Мои каникулы продлятся еще три недели. На днях приеду к тебе", - писал сидя у своего компьютера Павел. Он закончил семестр и чувствовал себя человеком, на чуть-чуть ставшим свободным.
Красное Облако, а таково было прозвище лучшего друга нашего героя на Земле, отвечал: "Валяй чувак, приезжай. Пока тепло выберемся на реку к горам. Время проведем отменно, а в следующем году я перееду работать в ваш чудный бардак-сарай".
Калугину было странно, отчего, узнавая этого близкого человека, самый близкий ему на родной планете разум он чувствует, что не может знать, не может угадать, не может произнести его имя.
– Только прозвище, - пробормотал он.
– Кто он? Дрожь доброго охватила Павла, он глубоко вздохнул и почувствовал, что сон его, только начавшись, приобретает душевный стиль воспоминания.