— Вы осмотрели тело? — спросил Брунетти.

— Нет, синьор. Увидели, что тут уже ничего не попишешь, и решили, что лучше оставить это дело врачу.

— Хорошо, хорошо, — пробормотал Брунетти.

Лучани вздрогнул, то ли от холода, то ли от сознания своей неудачи, и капельки воды упали рядом с ним на мостовую.

— Вы оба свободны. Ступайте, примите ванну, поешьте. И выпейте что-нибудь, чтобы согреться. — Оба полицейских встретили это предложение улыбками. — Да, еще, поедете на катере. Бонсуан развезет вас по домам.

Полицейские поблагодарили его и начали пробираться сквозь толпу, которая еще больше выросла за те несколько минут, что Брунетти был здесь. Он жестом подозвал одного из тех, кто прибыл вместе с ним на катере, и сказал:

— Заставьте этих людей отойти подальше, потом узнайте их имена и адреса — каждого. Выясните, когда они пришли сюда, не слышали ли чего-то необычного. Потом пусть идут по домам.

Он терпеть не мог этих вампиров, которые всякий раз собираются там, куда пришла смерть, и никак не мог понять, чем она так притягательна, в особенности насильственная смерть.

Он еще раз взглянул в лицо юноши — предмет любопытства для многих безжалостных глаз. Это был красивый человек, с короткими белокурыми волосами, которые потемнели от воды, все еще стоявшей лужицей вокруг него. Глаза ясного прозрачного синего цвета, правильное лицо, узкий и тонкий нос.

За спиной Брунетти раздавались голоса полицейских, оттеснявших толпу. Он подозвал Пуччетти, не обратив ни малейшего внимания на то, что молодой человек снова отдал ему честь.

— Пуччетти, пройдите по домам на той стороне канала и узнайте, не видел или не слышал ли кто чего-нибудь.

— Сведения за какое время вас интересуют, синьор?

Брунетти задумался на мгновение, вспоминая, в какой фазе находится луна. С новолунья минуло две ночи: стало быть, течение не должно быть слишком сильным и вряд ли оно принесло тело издалека. Нужно будет расспросить Бонсуана насчет течений этой ночью. Руки мертвеца были странно сморщены и белы, а это верный признак, что в воде он пробыл долго. Как только станет известно, сколько прошло времени с момента его смерти, надо будет поручить Бонсуану подсчитать, какое расстояние могло проплыть тело. И откуда могло приплыть. Пока же остается надеяться на Пуччетти.

— За всю эту ночь. И еще, поставьте какие-нибудь заграждения. И разгоните этих людей по домам. Если сможете.

Конечно, на это шансов мало. Венеция может предложить своим жителям не так много подобных развлечений; они разойдутся, но очень неохотно.

Он услышал тарахтенье еще одной приближающейся лодки. Второй белый катер с работающей синей мигалкой вплыл в канал и остановился у того же причала, где стоял Бонсуан. На катере сидели трое в мундирах и один — в гражданском. Точно подсолнухи от солнца, лица зевак отвернулись — от предмета их внимания — мертвеца — и повернулись к людям, выпрыгнувшим из лодки и направившимся к толпе.

Впереди шел доктор Этторе Риццарди, городской судмедэксперт. Равнодушный к устремленным на него взглядам, доктор Риццарди подошел к Брунетти и дружелюбно протянул ему руку:

— Buon di, [7] Гвидо. Что случилось?

Брунетти отступил, чтобы Риццарди мог увидеть то, что лежит у его ног.

— Вот, плавал в канале. Лучани и Росси его вытащили, но сделать ничего не смогли. Лучани пытался, но было слишком поздно.

На это Риццарди кивнул и хмыкнул. Сморщенная кожа рук сказала ему, насколько поздно.

— Похоже, он уже давно в воде, Этторе. Но я уверен, ты скажешь точнее.

Приняв этот комплимент как должное, Риццарди вплотную занялся трупом. Когда он наклонился над ним, шепот в толпе стал еще более шипящим. Он не обратил на это внимания, осторожно поставил свою сумку на сухое место рядом с телом, и нагнулся над ним.

Брунетти повернулся и пошел туда, куда полицейские оттеснили первые ряды собравшихся.

— Вы уже сообщили ваши имена и адреса — теперь можете идти. Больше тут смотреть не на что. Значит, ступайте, ступайте отсюда все. — Старик с седой бородой, присев, выглядывал из-за спины Брунетти, стараясь увидеть, что делает с телом врач. — Я же сказал: вы можете идти, — обратился Брунетти прямо к этому старику.

Тот выпрямился, безразлично глянул на Брунетти, потом снова нагнулся, интересуясь исключительно действиями врача. Какая-то старуха сердито потянула за поводок своего терьера и ушла, явно возмущенная очередным проявлением полицейской грубости. Люди в форме медленно двигались в толпе, словом или осторожным прикосновением к плечу заставляя каждого повернуться и уйти, постепенно очищая место для полиции. Последним отступил бородатый старик, но отошел не дальше чугунного ограждения у подножия статуи Коллеони, к которому и прислонился, намереваясь стоять там до упора, отстаивая свои гражданские права.