«Не будь маленьким ребенком, говори с ним спокойно, попытайся объяснить все с самого начала и особенно не…»

– Паскаль! – воскликнул Самюэль, открывая дверь. – Что случилось?

Он с удивлением смотрел на нее, но был явно рад ее видеть.

– Заходи и не обращай внимания на беспорядок. Ты, кажется, ни разу не была у меня в гостях? Ну, мой дом без претензий…

С немалым любопытством, удивившим ее саму, Паскаль рассматривала большую жилую комнату, занимавшую весь первый этаж дома. В современном камине за стеклом горел огонь; в это время он был не нужен, но его, без сомнения, разожгли, чтобы придать этой комнате больше уюта, поскольку все здесь было в холодных белых и светло-серых тонах.

– Тебе нравится твой дом?

Она тут же пожалела, что задала этот вопрос, ведь в нем явно прозвучала легкая ирония.

– Нет, но я здесь почти не бываю. Я в основном в больнице и в аэроклубе и практически никогда не сижу дома. Не может же каждый иметь такой дом, как Пейроль! Или как у Лорана… Ты в доме простого смертного, дорогая.

– Но это хороший дом, – возразила она, – очень функциональный, хотя я не помню, чтобы ты…

– Здесь речь не идет о вкусе. Когда я приехал в Тулузу, мне нужно было быстро найти жилье, и я купил себе этот дом, потому что он был не похож на нашу квартиру на улице Вожирар.

– Да, ни ты, ни я не любили ее!

– Во всяком случае, мы были там счастливы, и мне не хотелось, чтобы что-то о ней напоминало. Так что же тебя привело сюда?

Она растерянно подыскивала слова, не зная, с чего начать, а он молча смотрел на нее.

– Ты хочешь поговорить о приезде твоего отца? – спросил он наконец. – Я виделся с ним в Бланьяке, мы вместе выпили кофе, и он сказал, что хочет рассказать тебе о чем-то очень плохом…

Как всегда, он стремился помочь ей, облегчить ей жизнь, но сейчас он ошибался. Тем не менее она должна была что-то ответить.

– Папа обожает тебя, и ему кажется, что ты по-прежнему должен обо мне беспокоиться. Да, он честно признался мне в некоторых вещах. Вкратце скажу, что это он заставил маму бросить Юлию.

– Анри? Не может быть!

– Он не хотел ухаживать за ребенком с синдромом Дауна.

Она рассказывала все это, поскольку была уверена в том, что Самюэль любил ее отца.

– Я не могу в это поверить, – признался он.

– Я потом расскажу тебе обо всем этом подробно, и, думаю, ты поймешь. Что касается меня, я простила его.

– Ты? Непримиримая и непреклонная Паскаль?

– Это мой отец, Самюэль, и я люблю его. Он посмотрел на нее и улыбнулся.

– Знаешь, что бы там ни натворил Анри, он все равно очень хороший человек.

Обрадованная этим проявлением мужской солидарности, Паскаль тоже улыбнулась. Затем она сделала глубокий вдох и сказала:

– Но я пришла сюда не за этим, Самюэль. Я по другому поводу.

– Когда ты делаешь такое лицо, меня охватывает беспокойство! – пошутил он. – Давай присядем и выпьем по стаканчику.

Не давая ей заговорить, он провел ее к стойке и указал на высокий табурет.

– Хочешь шампанского? Или, может, пива?

– Шампанское подойдет.

Он повернулся к ней спиной и открыл холодильник.

– Ты собираешься что-то отпраздновать, дорогая?

Он спросил это каким-то странным и фальшивым голосом. Неужели его так смущало ее присутствие? Может, он догадывается, что она так хочет сказать ему, и не желает этого слушать? Не зная, как ей следует себя повести, она просто смотрела на него, пока он открывал бутылку и наливал шампанское. Она любила его сильные руки, широкие плечи, его внушительную фигуру. В его объятиях она всегда чувствовала себя на своем месте.

– Самюэль, – вздохнула она.

– Ну что? Послушай, не знаю, что ты собираешься мне сказать, но подожди пять минут, дай мне сначала произнести тост.

Он перегнулся к ней через стойку, чтобы чокнуться, затем сразу выпрямился.

– Будь счастлива, – сказал он нежно. – Я…

– Молчи и пей.

Они сделали по нескольку глотков.

– Иди за мной, я покажу тебе другие комнаты!

С немного наигранным энтузиазмом он повел ее к лестнице из светлого дерева. На втором этаже были ванная и гардероб, где стояли шкафы и гладильная доска.

– У Марианны была мания набрасываться на мои рубашки, как только она заходила сюда, – смеясь, сказал он.

– Но это же хорошо.

– Нет, она хотела стать незаменимой, но я и сам могу пользоваться утюгом!

Они спокойно говорили о прошлом, и Паскаль почувствовала, что ее тревога прошла. Она остановилась на пороге комнаты Самюэля. Постель была застлана покрывалом с японскими мотивами; на кресле висела одежда, на ночном столике лежали стопки книг и журналов. Холостяцкая обстановка, без следа женского присутствия, кроме ее черно-белой фотографии, сделанной в день их свадьбы, – он всегда восхищался этим снимком.