Мартиросян Арсен Беникович
Шрифт:
Сталин никогда не носил Звезду Героя Советского Союза, не считая себя достойным этого звания, так как считал, что поскольку он лично не принимал участия в боевых действиях на фронте и не совершал каких-либо подвигов на фронте, у него нет права на такое звание. Кстати говоря, узнав об этом награждении, он выразил крайне резкое недовольство этим и произнес в адрес не в меру расторопных, устроивших издание такого указа, резкое слово - «подхалимы».
Одновременно с присвоением звания Героя Советского С4юза по письменному представлению командующих фронтами Сталину было присвоено высшее воинское звание - Генералиссимус Советского Союза. Кстати говоря, попутно хотели учредить и орден Сталина, однако Иосиф Виссарионович до глубины души возмутился таким подхалимажем и категорически отверг такое предложение.
В 1949 году в связи с юбилеем - 70-летием - Сталин был награжден третьим орденом Ленина. Это была последняя награда в его жизни.
Итого 9 орденов и 5 медалей -14 наград, среди которых ни одной иностранной. Откровенно говоря, в сравнении с многопудовыми «иконостасами» тех же маршалов и генералов Победы - чрезвычайно не густо. Ну, а уж если сравнивать с незабвенным Леонидом Ильичом Брежневым, обладавшим 120 наградами, так и вовсе был обделен товарищ Сталин, как он сам же приказывал себя называть в ответ на попытки обращаться к нему «товарищ Генералиссимус Советского Союза».
Вот так Сталин и «любил себя награждать». А из имевшихся наград более всего ценил звание Героя Социалистического Труда. Потому как был созидатель!
Миф № 189.
Сталин никогда не признавал свои ошибки.
Миф № 190.
Сталин всегда сваливал свои ошибки на других.
Миф построен на пустом месте. Как, впрочем, и многие другие. Несть числа этим пустопорожним и глупым байкам. Потому как умный и сильный человек всегда обладает мужеством и волей признать свои ошибки. А Сталин и был таким. Внемлите, пожалуйста, содержанию отрывка из долго не издававшейся книги выдающегося советского конструктора артиллерийских систем В.К. Грабина - «Оружие победы» (М., 1989, с. 537-539).
«Работа спорилась. Ничто не предвещало грозы, которая уже собиралась над нами. В декабре 1941 года на завод приезжал Ворошилов. Целый день мы с ним ходили по цехам, не успели даже пообедать. Клименту Ефремовичу очень понравилось все, что он видел. "Это вы здорово сделали, молодцы!" - похваливал он. А 4 января (1942 г.
– Л. М.) меня вызвали на заседание ГКО. Вот и представился долгожданный случай, когда можно будет доложить И.В. Сталину о пушке ЗИС-3, а возможно и показать ее, подумал я. Нужно разрешение наркома Д.Ф. Устинова. Дмитрий Федорович незадолго до того был на заводе и ознакомился с состоянием производства. Он видел, что завод не только выполнит обещанное на декабрь пятикратное увеличение выпуска пушек, но и перевыполнит. К тому же в сборочном цехе он наблюдал за сборкой ЗИС-3. Завод попросил наркома разрешить доставить пушки в Москву, и он незамедлительно разрешил.
Ворошилов на заседании ГКО не присутствовал. Заседание Государственного Комитета Обороны сразу превратилось в резкий диалог между Сталиным и мною. Вся наша работа подверглась очень острой и несправедливой критике, а меня Сталин обвинил в том, что я оставлю страну без пушек. Я отстаивал позицию коллектива до последнего. Атмосферу этого заседания может вполне характеризовать лишь один эпизод. В очередной раз, когда я пытался возразить Сталину и защитить правильность выбранной нами позиции, обычная выдержка и хладнокровие изменили ему. Он схватил за спинку стула и грохнул ножками об пол. В его голосе были раздражение и гнев.
– У вас конструкторский зуд, вы все хотите менять и менять!
– резко бросил он мне.
– Работайте, как работали раньше!
Таким Сталина я никогда не видел - ни прежде, ни позже.
ГКО постановил: нашему заводу изготавливать пушки по-старому. В тяжелом и совершенно безнадежном настроении покинул я Кремль. Меня страшила не собственная моя судьба, которая могла обернуться трагически. Возвращение к старым чертежам и старой технологии неизбежно грозило не только резким снижением выпуска пушек, но и временным сокращением их производства вообще. Вот теперь-то страна действительно останется без пушек!
Ночь я провел без сна в бомбоубежище Наркома вооружения. Выполнить приказ Сталина - беда. Но как не выполнить приказ самого Сталина?! Выхода не было.
Рано утром 5 января, совсем еще затемно, ко мне подошел офицер и предложил подняться наверх, к телефону. Я не пошел: если хотят арестовывать, пусть арестовывают здесь. Тяжелая апатия охватила меня, мне уже было все равно. А в том, что меня ждет, я почти не сомневался: мой спор со Сталиным носил - если не вникать в его суть - характер вызова, а квалифицировать его как саботаж или вредительство - за этим дело не станет.
Через некоторое время офицер появился снова.
– Вас просят к телефону, - повторил он и доба
вил: С вами будет говорить товарищ Сталин.
Действительно, звонил Сталин. Он сказал:
– Вы правы…
Меня как жаром обдало.
– То, что вы сделали, сразу не понять и по досто
инству не оценить. Больше того, поймут ли вас в бли
жайшее время? Ведь то, что вы сделали, это революция