Мистер Леннокс, его визит, его предложение, воспоминания о которых были вытеснены последующими событиями, завладели ее снами в эту ночь. Он залез на дерево невероятной высоты, чтобы достать ветку, на которой висела ее шляпка. Он падал, она пыталась спасти его, но ее удержала какая-то невидимая сильная рука. Он был мертв. И тут же она оказалась на Харли-стрит в гостиной, разговаривала с ним прежним, все время осознавая, что она видела его мертвым, распростертым на земле.

Несчастная, беспокойная ночь! Скверное преддверие наступающего дня! Вздрогнув, она проснулась, не чувствуя себя отдохнувшей, понимая, что реальность хуже ее кошмарных снов. Все опять навалилось на нее, не просто горе, а ужасный разлад. Куда, как далеко забрел ее отец, ведомый сомнениями, которые казались ей искушениями Дьявола? Она продолжала спрашивать, но мир не слышал ее.

В такое прекрасное свежее утро миссис Хейл чувствовала себя особенно хорошо и счастливо за завтраком. Она разговаривала, рассказывала о своих планах благотворительности, не обращая внимания на молчание мужа и односложные ответы Маргарет. Прежде чем со стола убрали, мистер Хейл поднялся, оперся одной рукой о стол, как будто поддерживал себя:

–  Меня не будет дома до вечера. Я собираюсь в Брайси Коммон и попрошу фермера Добсона дать мне что-нибудь на обед. Я буду к чаю в семь.

Он даже не взглянул на них, но Маргарет знала, что он имел в виду. К семи она должна все рассказать матери. Мистер Хейл отложил бы этот разговор до половины седьмого, но Маргарет была скроена по-другому. Она не могла весь день носить в душе эту тяжесть, лучше скорее покончить с этим. День слишком короткий, чтобы успокоить мать. Но пока Маргарет стояла у окна, думая, как начать, и ожидая, когда служанка выйдет из комнаты, миссис Хейл поднялась наверх собрать вещи, чтобы идти в школу. Она спустилась уже одетая, более оживленная, чем обычно.

–  Мама, прогуляйся со мной по саду этим утром. Хотя бы немного, - попросила Маргарет, обнимая миссис Хейл за талию.

Они прошли через стеклянную дверь в сад. Миссис Хейл что-то говорила, Маргарет не слышала слов матери. Ее взгляд наткнулся на шмеля, влетавшего в цветок колокольчика. Когда этот шмель вылетит обратно со своей ношей, она начнет — это должен быть знак. Знак свыше.

–  Мама! Папа собирается уезжать из Хелстона!
– выпалила она.
– Он собирается покинуть церковь и жить на севере в Милтоне.

Три самые трудные вещи были сказаны.

–  Что заставляет тебя так говорить?
– спросила миссис Хейл удивленно и недоверчиво.
– Кто тебе рассказал такую чепуху?

–  Сам папа, - ответила Маргарет, продолжая что-то говорить нежно, утешая, но не зная, как.

Они оказались рядом с садовой скамьей. Миссис Хейл села и заплакала.

–  Я не понимаю тебя, - сказала она.
– Или ты ошиблась, или я не вполне понимаю тебя.

–  Нет, мама, я не сделала ошибки. Папа написал епископу, сообщив, что у него есть сомнения, что он не может оставаться священником англиканской церкви, что он должен покинуть Хелстон. Он также посоветовался с мистером Беллом, крестным Фредерика, — ты его знаешь, мама, — и он предложил нам поехать жить в Милтон, на север.

Миссис Хейл, не отрываясь, смотрела на Маргарет, пока та говорила. Тень на лице дочери сказала ей, что та, по крайней мере, верит в то, что говорит.

–  Я не думаю, что это правда, - произнесла миссис Хейл наконец.
– Он бы рассказал мне, прежде чем решиться на это.

Маргарет стало вдруг совершенно ясно, что матери следовало все рассказать. Как бы отец ни боялся ее недовольства и ропота, он допустил ошибку, не рассказав о переменах в своих взглядах, о намерениях изменить жизнь, предоставив жене услышать это из уст дочери. Маргарет села возле матери, склонила ее голову себе на грудь, наклонила собственную, нежно потерлась щекой о ее щеку.

–  Дорогая, любимая мамочка! Мы так боялись причинить тебе боль. Папа так переживал — ты же знаешь, он не сильный, а ему предстояло пройти через такие ужасные испытания.

–  Когда он рассказал тебе, Маргарет?

–  Вчера, только вчера, - ответила Маргарет, почувствовав ревность, которая побудила расспросы.
– Бедный папа, - она пыталась пробудить в матери сочувствие к отцу.

Миссис Хейл подняла голову.

–  Что он имел в виду под сомнениями?
– спросила она.
– Конечно, он не стал думать иначе, он не знает ничего лучше церкви.

Маргарет покачала головой, и слезы появились в ее глазах, поскольку миссис Хейл затронула оголенные нервы ее собственного горя.

–  Разве епископ не может призвать его к порядку?
– спросила миссис Хейл нетерпеливо.

–  Боюсь, что нет, - ответила Маргарет.
– Но я не спрашивала. Я бы не вынесла то, что могла услышать в ответ. Во всяком случае, все уже решено. Он собирается покинуть Хелстон через две недели. Я не уверена, говорил ли он, что послал прошение об отставке.

–  Через две недели!
– воскликнула миссис Хейл.
– Я думаю, это очень странно, неправильно. Я называю это жестокостью, - сказала она, начиная находить облегчение в слезах.
– У него есть сомнения, ты говоришь, и он бросает свой приход, не посоветовавшись со мной. Смею сказать, если бы он мне рассказал о своих сомнениях сначала, я бы могла пресечь их в корне.

Маргарет чувствовала, что отец совершил ошибку, но она не могла слышать, как мать обвиняет его. Она знала, что его молчание было вызвано лишь любовью к жене и было, может быть, трусливым, но не бесчувственным.

–  Я почти надеялась, что ты была бы рада уехать из Хелстона, мама, - сказала она, помолчав.
– Ты никогда не чувствовала себя хорошо на этом воздухе, ты же знаешь.

–  Не можешь же ты думать, что задымленный воздух промышленного города будет лучше этого воздуха, чистого и приятного, даже если он слишком влажный и расслабляющий. Подумать только, жить среди фабрик и рабочих! Хотя, конечно, если твой отец оставляет церковь, нас нигде не примут в обществе. Это будет таким позором для нас! Бедный дорогой сэр Джон! Хорошо, что он не дожил и не видит, до чего дошел твой отец. Каждый день после ужина, когда я была маленькой девочкой и жила с твоей тетей Шоу в Бересфорд-Корте, сэр Джон обыкновенно произносил первый тост: