Шрифт:
Как только Маргарет исчерпала все темы для разговора, который решительно не ладился, вошел мистер Хейл. Он тут же учтиво извинился, восстановив свое доброе имя и имя своей семьи во мнении мистера Торнтона.
Мистер Хейл и его гость заговорили о мистере Белле, и Маргарет, радуясь, что ей больше не надо принимать участия в разговоре, подошла к окну, пытаясь рассмотреть, что происходит на улице. Она была так поглощена своим занятием, что не услышала, что сказал ей отец, и ему пришлось повторить:
– Маргарет! Владелец дома упорствует - эти ужасные обои кажутся ему верхом совершенства, и я боюсь, мы будем вынуждены их оставить.
– О боже! Мне так жаль!
– ответила она и начала прикидывать, как скрыть безобразные розы за какими-то рисунками, но вскоре отбросила эту идею, поскольку поняла, что от этого будет только хуже. Ее отец, тем временем, со своим сердечным деревенским гостеприимством настаивал, чтобы гость остался позавтракать с ними. Мистеру Торнтону было очень неудобно, но все же он решил уступить, если Маргарет словом или взглядом поддержит приглашение своего отца. Он был рад и одновременно рассержен на нее, когда она не сделала этого. Она едва кивнула ему, когда он уходил, и он почувствовал себя неловким и застенчивым, чего с ним прежде не случалось.
– Ну, Маргарет, теперь быстро поедим. Ты заказала ланч?
– Нет, папа. Этот человек был здесь, когда я пришла, и у меня не было возможности передать заказ на кухню.
– Тогда мы должны просто что-нибудь перекусить. Боюсь, он долго ждал.
– Мне показалось чрезвычайно долго. Я была как раз на последнем издыхании, когда ты пришел. Он совсем не поддерживал разговор, а лишь отвечал кратко и резко.
– Я все же смею думать, что он - толковый молодой человек. Он сказал, (ты слышала?), что Крэмптон находится на песчаной почве, и что это самое здоровое предместье Милтона.
Когда Маргарет и мистер Хейл вернулись в Хестон, им пришлось отчитываться перед миссис Хейл, приготовившей для них чай и множество вопросов.
– А как твой корреспондент, мистер Торнтон?
– Спроси Маргарет, - ответил ее муж.
– Они долго беседовали, пока я разговаривал с владельцем дома.
– О! Я едва знаю его, - сказала Маргарет лениво, слишком уставшая, чтобы тратить свои силы на описание. А затем, встряхнувшись, произнесла: - Он высокий, широкоплечий мужчина, около… сколько ему, папа?
– Я полагаю, около тридцати.
– Около тридцати… лицо не простодушное и не красивое, ничего замечательного… не вполне джентльмен, как и следовало ожидать.
– Не грубый, хотя и простой, - добавил отец ревниво - ему не нравилось, что дочь недооценивает его нового друга.
– О, нет!
– воскликнула Маргарет.
– Он смотрит так решительно и властно, что какими бы ни были черты его лица, оно не может показаться грубым или простым. Я бы не стала заключать с ним сделку, он выглядит очень непреклонным. В общем, человек, который самой природой предназначен для своего места, проницательный и сильный, прирожденный торговец.
– Не называй Милтонских промышленников торговцами, Маргарет, - попросил ее отец.
– Это разные вещи.
– Разные? Я применяю это слово ко всем, кто так или иначе связан с продажами, но если ты думаешь, папа, что это неправильно, я не буду больше так говорить. Но, мама! К слову о грубости и простоте: ты должна подготовиться, чтобы увидеть наши обои в гостиной. Розовые и голубые розы с желтыми листьями! И очень тяжелый карниз по всей комнате!
Но когда они переехали в свой новый дом в Милтоне, старые обои были убраны. Владелец дома принял их благодарность очень спокойно, и позволил им думать, если им так нравится, что он уступил их вежливым просьбам. Не было никакой особенной нужды говорить им, что вся учтивость мистера Хейла не имела в Милтоне той власти, какой обладало краткое и резкое указание мистера Торнтона, богатого промышленника.
Глава VIII
Домашние заботы
«И это дом, дом, дом,
Дом, где я буду жить».
Мэтью Арнольд
Новые светлые обои немного примирили их с Милтоном. Но требовалось большее - то, чего они не могли себе позволить. Когда миссис Хейл приехала в новый дом, наступило время густых желтых туманов, застилавших долину и широкий изгиб реки, который прежде был виден из окна.
Маргарет и Диксон два дня распаковывали вещи и обустраивали комнаты, но в доме все еще царил беспорядок. А снаружи густой туман подкрадывался к окнам, заплывал в каждую открытую дверь, клубился под потолком душными белыми завитками нездорового воздуха.
– О, Маргарет! Мы будем жить здесь?
– спросила миссис Хейл в полном смятении.
Унылый тон, которым был задан вопрос, болью отозвался в сердце Маргарет. Она едва заставила себя ответить:
– О, туманы в Лондоне иногда намного хуже!
– Но тогда ты знала, что ты - в Лондоне, а рядом твои друзья. Здесь же… мы одиноки! О, Диксон, что это за место!
– В самом деле, мэм, я уверена, оно кого хочешь доведет до могилы, едва ли кто выживет здесь! Мисс Хейл, для вас это слишком большая тяжесть.