У Хейлов было время оглядеться и поговорить друг с другом вполголоса, прежде чем появилась миссис Торнтон. Они не говорили ни о чем, что нужно было скрывать, но, находясь в такой комнате, они невольно перешли на шепот, как будто не желали разбудить непривычное эхо.

Наконец вошла миссис Торнтон, шелестя черным шелковым платьем. Темная ткань и кружева резко выделялись на фоне белизны ситцевых и кружевных занавесок в комнате. Маргарет объяснила, почему миссис Хейл не смогла присоединиться к ним. Но, не желая волновать отца, она говорила так осторожно, что у миссис Торнтон сложилось впечатление, будто миссис Хейл страдает от обычных дамских недомоганий, связанных скорее с капризами, чем с серьезной болезнью. Миссис Торнтон вспомнила, что для визита к Хейлам ей пришлось нанять лошадей, и как мистер Торнтон приказал Фанни поехать вместе с матерью, чтобы оказать им уважение, и почувствовала себя слегка оскорбленной. Она не выказала Маргарет сочувствия, едва поверив в нездоровье миссис Хейл.

–  Как мистер Торнтон?
–  спросил мистер Хейл.
– Я получил от него вчера короткую записку, в которой он извещал меня о том, что не сможет прийти, и теперь я боюсь, не заболел ли он.

–  Мой сын редко болеет. А когда он болен, он никогда не говорит об этом. Он сказал мне, что прошлым вечером у него не было свободного времени, чтобы читать с вами, сэр. Конечно, он сожалел об этом, он ценит часы, проводимые с вами.

–  Могу вас заверить, что я ценю их не меньше, - ответил мистер Хейл.
–  Я снова чувствую себя молодым, видя, сколько радости доставляет ему знакомство с классической литературой.

–  Без сомнения, классика очень приятна для тех, у кого есть свободное время. Но, признаться, я была против того, чтобы мой сын возобновил свое обучение. Его фабрика, как мне кажется, требует от него всей его энергии и внимания. Классика приносит пользу тем, кто бесцельно тратит свою жизнь в деревне или в колледжах. Но в наше время мужчины в Милтоне должны посвящать свои мысли и силы исключительно работе. По крайней мере, это мое мнение, - последнее предложение она произнесла со «смирением, что паче гордости».

–  Но, если ум слишком долго занят только одной целью, он станет закостеневшим и негибким, человек перестает многим интересоваться, - заметила Маргарет.

–  Я не совсем понимаю, что вы имели в виду под закостенелым и негибким умом. Я отнюдь не восхищаюсь теми ветреными людьми, которые сегодня заняты одним делом, а завтра полностью о нем забывают из-за нового интереса. Милтонскому промышленнику не пристало иметь много увлечений. Он посвящает свою жизнь лишь одной цели.

–  И это..?
–  спросил мистер Хейл.

Ее желтоватые щеки вспыхнули, глаза засветились, и она ответила:

–  Право занять подобающее место среди коммерсантов страны. Это место мой сын заработал сам, собственным трудом. Куда бы вы не поехали, я имею в виду не только Англию, но и Европу, имя Джона Торнтона из Милтона известно и уважаемо среди деловых людей. Конечно, оно неизвестно в светских кругах, - продолжила она пренебрежительно.

–  Праздные дамы и господа вряд ли пожелают знакомиться с милтонским промышленником, пока он не попадет в парламент или не женится на дочери лорда.

И мистер Хейл, и Маргарет почувствовали неловкость - они сами никогда не слышали этого великого имени, пока мистер Белл не написал им, что мистер Торнтон будет для них хорошим другом в Милтоне. Мир промышленности и торговли, положением в котором так гордилась миссис Торнтон, разительно отличался от знакомого им мира Харли-стрит или мира деревенских священников и хэмпширских сквайров. Но лицо Маргарет, несмотря на все ее старания сохранить невозмутимость, все рассказало наблюдательной миссис Торнтон.

–  Я полагаю, вы никогда не слышали о моем замечательном сыне, мисс Хейл. Вы думаете, я старая женщина, чьи суждения ограничены Милтоном, вы полагаете, что я - самая белая ворона, какую вы только видели.

–  Нет, - сказала Маргарет с каким-то воодушевлением.
–  Это правда, я не слышала имени мистера Торнтона до приезда в Милтон. Но с тех пор, как я здесь, я слышала достаточно, чтобы уважать и восхищаться им, и знать, сколь справедливо все то, что вы сказали о нем.

–  Кто вам говорил о нем?
–  спросила миссис Торнтон, немного успокоившись, но все же ревнуя.

Маргарет замешкалась, прежде чем ответить. Ей не понравился властный тон, которым был задан этот вопрос. Мистер Хейл пришел к ней на помощь.

–  Из того, что мистер Торнтон рассказал сам, мы могли судить о нем. Разве нет, Маргарет?

Миссис Торнтон выпрямилась и сказала:

–  Мой сын не из тех, кто рассказывает о своих заслугах. Могу я вас спросить, мисс Хейл, с чьих слов у вас сложилось благоприятное мнение о нем? Мать пытлива и жаждет услышать похвалу в адрес своих детей, знаете ли.