Шрифт:
Мистер Торнтон молчал. На мгновение пульс, которым он так недавно хвастался, подвел его.
– Я могу что-нибудь сделать, доктор? — спросил он изменившимся голосом. — Вы знаете… вы понимаете, что они не богаты. Ей требуются какие-нибудь удобства или деликатесы?
– Нет, — ответил доктор, покачав головой. — Правда, она все время просит фруктов. У нее не спадает жар. Груша-скороспелка отлично подойдет, — ее много на рынке.
– Вы, конечно, скажете мне, если я что-то смогу сделать, — ответил мистер Торнтон. — Я полагаюсь на вас.
– О! Не бойтесь! Я не буду беречь ваш кошелек. Я знаю, насколько он глубок. Если бы вы так же могли предоставить мне полную свободу в отношении всех моих пациентов и выполнении всех их желаний.
Обычно у мистера Торнтона не было склонности к щедрости или к филантропии. Немногие поверили бы в то, что он способен на сильные чувства. Но, едва расставшись с доктором, он зашел в первый же фруктовый магазин в Милтоне и выбрал гроздь фиолетового винограда с самыми крупными ягодами, самые спелые персики, самые свежие виноградные листья. Продавец уложил фрукты в корзину и спросил:
– Куда нам отправить их, сэр?
Ответа не последовало.
– На фабрику Мальборо, я полагаю, сэр?
– Нет! — ответил мистер Торнтон. — Дайте мне корзину. Я сам отнесу ее.
Ему пришлось пройти через самую оживленную часть города, где было много женских магазинов. Многие молодые леди, знакомые с ним, оборачивались ему вслед, удивляясь, что он сам несет свою ношу, как простой носильщик или посыльный.
Он думал: «Меня не испугает этот поступок, как пугали мысли о ней. Я просто хочу принести фрукты бедной матери — это мое право. Она никогда не будет презирать меня за поступки, которые мне приятны. Забавно, в самом деле, если я испугаюсь надменной красавицы и не смогу проявить доброту к человеку, который мне нравится. Я сделаю это ради мистера Хейла. Я сделаю это, не считаясь с ней».
Мистер Торнтон шел необычно быстро и скоро оказался в Крэмптоне. Он поднялся по лестнице через две ступеньки и прошел в гостиную прежде, чем Диксон успела доложить о его приходе. Его лицо раскраснелось, а взгляд выражал искреннюю озабоченность. Миссис Хейл лежала на диване, страдая от лихорадки. Мистер Хейл читал вслух. Маргарет шила на низеньком стульчике возле матери. При этой встрече ее сердце затрепетало, а его — нет. Он едва обратил на нее внимание, едва заметил мистера Хейла. Он подошел с корзиной прямо к миссис Хейл и сказал тем мягким и нежным голосом, который звучит так трогательно, когда им говорит сильный и здоровый человек, обращаясь к немощному больному:
– Я встретил доктора Дональдсона, мэм, и он сказал, что фрукты полезны вам. Я взял на себя смелость… большую смелость принести вам то, что показалось мне прекрасным.
Миссис Хейл была очень удивлена, очень довольна и вся дрожала от нетерпения. Мистер Хейл в нескольких словах выразил глубокую благодарность.
– Принеси тарелку, Маргарет, корзину… что-нибудь.
Маргарет встала у стола, боясь пошевелиться или промолвить хоть слово и тем самым дать понять мистеру Торнтону, что она тоже находится в комнате. Она подумала, что они оба будут чувствовать себя неловко, если вдруг столкнутся. И подумала, что раз она сначала сидела на низком стульчике, а теперь стоит за спиной отца, он в спешке мог ее не заметить. Как будто все это время он не знал о ее присутствии, хотя ни разу не взглянул на нее!
– Я должен идти, — сказал он. — Я не могу остаться. Надеюсь, вы простите мне мою смелость… мои грубые манеры… боюсь, слишком грубые. Но в следующий раз я буду более воспитанным. Вы позволите мне снова принести вам фрукты, если увижу что-то замечательное? Всего хорошего, мистер Хейл. До свидания, мэм.
Он ушел. Ни одного слова он не сказал Маргарет, ни разу не посмотрел на нее. Она поверила в то, что он не заметил ее. Она вышла за тарелкой в молчании, а затем выложила фрукты, нежно касаясь их кончиками тонких пальцев. С его стороны было любезно принести их, несмотря на то, что произошло вчера.
– О, они просто восхитительные! — слабым голосом сказала миссис Хейл. — Как любезно с его стороны подумать обо мне! Маргарет, дорогая, попробуй этот виноград! Разве не мило с его стороны?
– Да! — тихо ответила Маргарет.
– Маргарет! — сказал мистер Хейл недовольно, — Тебе не нравится все, что делает мистер Торнтон. Я никогда не видел такого предубеждения.
Мистер Хейл очистил персик для жены и, разрезая его на маленькие кусочки, сказал:
– Если бы у меня были какие-то предубеждения, то такой щедрый подарок развеял бы их. Я не пробовал таких фруктов даже в Хэмпшире, с тех пор, как был мальчиком. А для мальчиков, я полагаю, все фрукты хороши. Я помню, с каким удовольствием я ел терновые ягоды и дикие яблоки. Ты помнишь матовые кусты смородины, Маргарет, на углу у западной стены в саду?
Разве она могла забыть? Разве она не помнит каждое пятно на старой каменной стене, серо-желтый лишайник, что разметил ее, как карту, маленькую герань, что выросла в расщелине? Она была потрясена событиями последних двух дней. Вся ее жизнь сейчас была испытанием силы духа, и почему-то эти небрежные слова отца, затронувшие воспоминания о солнечном прошлом, заставили ее вздрогнуть и уронить шитье на пол. Маргарет поспешно вышла из комнаты и ушла в свою маленькую комнатку. Она едва сдержала душившие ее рыдания, заметив Диксон, которая стояла возле комода и, очевидно, что-то там искала.