Вы не подумайте, пожалуйста, что я по этому поводу вознесусь сейчас на котурны и начну вещать, но что-то весьма серьезное, и правда, присутствовало-таки в моих размышлениях, которые в тот день несли на себе притягательность отчаяния, пленительность бездны. Ведь простая же вещь - не существует никаких высоких резонов, - однако до чего я был взволнован открывшейся мне истиной! Мне за нею слышался хрип черных ветров Хаоса, и весь я сжимался от судорог, словно ледяное дыханье подземелья меня овевало.

Было четыре часа, жара достигла своего пика и как бы замерла. Когда мы переезжали через реку, машина Джейн заполнилась не черными ветрами Хаоса, а вонью от крабьих садков у берега, - там целые горы красных панцирей и прочих не годных в пищу украшений, которые сваливают где придется. От запахов этих никуда не денешься - не раз видел, как приезжих рвало летом прямо на мосту, - но сжиться с ними можно, как со многим другим: мы, здешние, большей частью ничего и не замечаем, а я так даже выучился втягивать поглубже и смаковать. И сейчас тоже себя побаловал, пока с моста съезжали, а мысленно приготовил такую заметку для моих "Размышлений": "Пиры обоняния не лучше и не хуже прочих наслаждений, а оттого надлежит покончить с обычными предрассудками, касающимися запахов, которые признаны скверными. Лишь в силу пустой условности мы называем извращением тайную радость того, кому нравится, чистя ногти на ногах, обнюхивать собственные пальцы".

Эта медитация займет свое место рядом с утренними записями о Платоне и о крабах, - плодотворный выдался денек для моих "Размышлений"!
– а теперь можно было болтать с Джейн, не отвлекаясь, тем более она что-то со страстью пытается мне растолковать. Оказывается - вот не думал, - они с Гаррисоном осенью в Италию съездить собрались.

–  Гаррисон это придумал, - говорит, - и я жутко загорелась. Он хочет, чтобы мы там до Рождества побыли, а я так и до Пасхи готова. Была как-то девчонкой, целое лето провела - красота необыкновенная! Я бы вообще там жить осталась.

Похоже, ей была любопытна моя реакция - она, помнится, искоса на меня поглядывала, хотя, очень может быть, это во мне тщеславие говорит. Так или иначе, я и виду не подал, что я про планы их думаю.

–  Вы, стало быть, на эти деньги по наследству ехать думаете?
– спрашиваю.
– Ну, на них особенно рассчитывать не стоит.

Она взглянула на меня удивленно:

–  Какое наследство, с ним ведь уже все кончено. Разве нет? Я уж про него и не думаю.

–  Боюсь, правильно, что не думаешь.

–  Мы на зарплату Гаррисона жить там будем. Можем себе позволить уж как-нибудь.
– Опять на меня покосилась.
– А можно и дом продать, если ты не против.

–  А почему я должен быть против?

–  Ну, сам понимаешь… - Она пожала плечиками.

–  Так тебе кажется, Гаррисону эти ребята в черном, которые при Муссолини, не очень на нервы будут действовать?

–  Подумаешь, мы же не политикой заниматься едем, - улыбнулась Джейн.
– Меня политика вообще не интересует, а ты как на этот счет? Гаррисону, думаю, теперь тоже стало наплевать, особенно после того, как в Испании все так повернулось. Он. знаешь, про политику очень даже скептически теперь говорит. Вообще обо всем скептически отзывается, но мило это у него выходит, ненавязчиво. У тебя, наверное, научился.

–  Ну, уж ненавязчивости-то точно не у меня.

–  Это верно, - сказала Джейн и по коленке меня погладила. Что-то уж очень беспечно она держится, нервность тут какая-то есть, или мне просто показалось, но теперь, когда крабами больше не воняло, я учуял в воздухе некий их план.

–  И когда же вы это надумали?
– беззаботно осведомился я.
– Дом продать, в Италию поехать.

–  Гаррисон предложил, - говорит.
– То есть поехать. А насчет дома это я придумала, не хочу, чтобы деньги нас связывали. С неделю назад заговорили про то про се, и вдруг само это навернулось. Еще не знаем, что да как получится. Но ты не против будешь, если мы уедем?
– Быстрый взгляд в сторону Джинни, которая сидит, рассеянно в окошко смотрит.
– Ну, ты понимаешь, о чем я.

–  Конечно не против.

–  Ой как поскорей уехать хочется! Если дом продать, мы там целый год провести можем. С работой своей Гаррисон все устроит. Нет, ты только подумай - целый год в Италии!

–  Когда это ты так Италией пленилась?
– улыбнулся я.

–  Всегда туда хотела. Разве тебе не рассказывала? Ты что, Тоди, сердишься на меня?

–  Нет.

–  А надулся, как будто сердишься. Мы затормозили у подъезда мэковского дома, и я выпустил Джинни, помчавшуюся к Гаррнсону, который махал ей рукой с крыльца.

–  Ты на записку мою утреннюю не очень обиделся?
– приставала ко мне Джейн, пока мы шли через лужайку.
– Знаешь, я и не думала, что ты мне назло все-таки к Марвину сходишь, но очень рада, что понял.

–  А как насчет моей записки?
– спрашиваю.
– Я Гаррисону сказал за обедом, а он, кажется, немножко недоволен. Я-то к Марвину сходил, а ты вроде и не интересуешься, что там со мной.

–  Не интересуюсь? А что, не все в порядке? Мы были уже у самого крыльца, Джейн, перепрыгивая через ступеньки, взбежала к Гаррисону и, клюнув его в лоб, исчезла за дверью.